Смотрины и сговор - [2]

Шрифт
Интервал

).


Домна Семеновна (отстраняя рукой рюмку).

Благодарим покорно!


Смесов.

Это легкое-с.


Домна Семеновна.

Разве, что легкое… (отпивает половину рюмки).


Дарья Ивановна (поспешно).

Всю, всю, всю-с…


(Домна Семеновна допивает).


(Смесов передает рюмку Душе, та подносит жениху).


Иван Гаврилович.

Сделайте ваше одолжение, увольте великодушно – не употребляю.


Дарья Ивановна.

Нет, уж выкушайте!


Иван Гаврилович.

Ей-Богу, не могу!


Смесов.

Нет, уж вы сделайте милость.


Домна Семеновна.

Он еще у нас не набалован.


(Иван Гаврилович берет рюмку и пьет; кухарка приносит самовар; Душа обносит всех чаем; продолжительное молчание).


Гаврила Прокофьич.

Это у вас какое производство?


Смесов.

Фабричку небольшую держим. (Молчание).


Домна Семеновна.

Варенье-то сами варите, аль покупаете?


Дарья Ивановна.

Сами. (Молчание).


Иван Гаврилович (подходит к канвовой картинке).

Это вы изволили эту самую кошечку вышивать?


Душа (вся вспыхнув).

Я.


Иван Гаврилович.

Сами?


Душа.

Сама.


Иван Гаврилович.

Это вы как изволили вышивать – из головы, аль с картинки какой-с?


Душа.

С узора.


Кухарка (в дверях).

За эким кавалером никому не стыдно быть… Ишь ты!.. На что лучше!..


(Душа отходит с Верочкой в сторону).


Бабушка (тихо).

Поди, стой на глазах… Куда ушла-то?


Верочка

Ей дурно.


Бабушка.

Отчего, матушка?


Верочка.

Разумеется, от воображения.


(Смесов и Дарья Ивановна подходят к дочери).


Гаврила Прокофьич.

Ну что, как на твои глаза?


Иван Гаврилович.

На все есть воля ваша, тятенька, а мне лучше не требуется; это вы совсем по моим чувствам потрафили – как на счет разговору и на счет всего-с.


Гаврила Прокофьич.

Мать, как дела?


Домна Семеновна.

Что ж, я с него воли не снимаю. Коли ему по нраву пришла, я дам свое благословение… Потолще бы маленько… видней бы была.


Иван Гаврилович.

В толстых-то, маменька, тоже большого проку нет-с.


Домна Семеновна.

Как хотите с отцом… мне все равно…


(Все встают).


Гаврила Прокофьевич.

Прощенье просим. Заезжайте, потолкуем. (Отводит Смесова в сторону). Объявите, что нашему сыну оченно ваша барышня пондравилась. А там на счет росписи у нас разговор будет…


(Все уходят).


Верочка.

Что, Душа, понравился?


Душа (покраснев).

Еще не знаю.


Бабушка.

Это опосля все узнаешь.

II

СГОВОР

(В конюшне).

МАКАР – кучер жениха; ФЕДОСЕЙ – кучер СМЕСОВА.


Макар (входя).

Честь имеем поздравить!


Федосей.

Благодарим покорно!


Макар.

Закрутили вы нашего Ивана Гавриловича.


Федосей.

Это дело хорошее, дай Бог всякому.


Макар.

Значит, мы с им таперича будем жить как должно.


Федосей.

Да, уж баловство всякое надоть бросить, потому мы вам такую кралю отдаем – энаралу не стыдно.


Макар.

Нашему Гавриле Прокофьичу все одно; ему, главная причина, насчет денег, – а что на этих краль мы не смотрим… Сватали уж нам всяких.


Федосей.

Пожалуй, другая и с большими деньгами, да что в ней!.. Вон у Сизова дочь…


Макар.

Знаем; мы и к ней сватались. Иван Гаврилыч в те-поры от ней в бегах находился, в Грузинах проживал. Дело-то до графа доходило, граф уж им разделюцию сделал. Вы меня, говорит, тятенька, хоть на поселенье сошлите, а уж на этой вашей невесте я жениться не согласен. Так уж он его точил, точил… целый год в деревне на фабрике держал…


Федосей.

Ишь он у вас какой!


Макар.

Бедовый! Он только кажется-то подхалимом, а блажной старик. (Молчание). Старше-то вот стал тише, а то, бывало, что делал – страсть! Стекла, посуду в трактире перебьет: получай, говорит, капиталы за все, что стоит, а ндраву моему не препятствуй!.. Раз он у нас без вести пропадал.


Федосей.

Ну!


Макар.

С немцем, с красильщиком, запили, а куда же их черт, с пьяных-то глаз, дернул? – в Ростов уехали, да две недели там и хороводились. Бабушка выручать ездила, обманом его оттеда в пустынь увезла, там только очувствовался… Крутой человек! С немцем это они раз было дом сожгли. Тот ему, болтали тогда, какую-то химию показывал. А мадам у немца жила молоденькая, при детях была приставлена насчет науки, так захворала со страху: я, говорит, таких людей сроду не видывала. (Молчание). Коли ежели за ним не усмотрят, он и ноне какое ни на есть колено выкинет, уж он это разрешение себе сделает… Сына женит – нельзя.


Федосей.

Ну, а теперича с Иваном-то Гаврилычем они в ладах, аль нет?


Макар.

Простил. Батюшка, сказывают, на духу уговорил. Сама ездила, батюшку просила.


Федосей.

Мы вчера с хозяйкой к ворожее ездили, так не насчет ли этих делов она гадала? Куфарка сказывала, что хозяйке не совсем ладно вышло…


Макар.

Об нем, это верно.


Федосей.

По твоим речам, надо полагать, так. Пойти велеть дворнику ворота запереть, а то лишнего народа много наберется.


Макар.

Это ничего, пущай смотрят.


Федосей.

А что, в самом деле, пущай смотрят.


Макар.

Уж это везде такие порядки.


Федосей.

Ну, ладно.


Небольшая комната, оклеенная желтыми обоями. ДУША и ИВАН ГАВРИЛОВИЧ сидят на диване.


Душа.

А после сговора вы к нам каждый день будете ездить?


Иван Гаврилович.

Не токма что каждый день, а коли бы ежели какая возможность была, я бы совсем от вас не поехал.


Душа.

Скажите мне откровенно: вы в меня очень влюблены?


Иван Гаврилович.

Какое ж в этом есть сумнение? Поэтому самому я и жениться на вас хочу. (Целуются. Продолжительное молчание).


Душа.

Может быть, с вашей стороны это только один разговор, а на уме вы совсем другое держите.


Еще от автора Иван Федорович Горбунов
Очерки о старой Москве

Актер Горбунов совершал многочисленные поездки по России. Он создал эстрадный жанр устного рассказа, породил многочисленных последователей, литературных и сценических двойников. В настоящее издание вошли избранные юмористические произведения знаменитого писателя XIX века Ивана Федоровича Горбунова.


У пушки

Сцена из городской жизни. Диалог у пушки.


Генерал Дитятин

В настоящее издание вошли избранные юмористические произведения знаменитого писателя XIX века Ивана Федоровича Горбунова.Не многим известно, что у Козьмы Пруткова был родной брат – генерал Дитятин. Это самое вдохновенное создание Горбунова. Свой редкий талант он воплотил в образе старого аракчеевского служаки, дающего свои оценки любому политическому и общественному явлению пореформенной России.


Мастеровой

Сцена из городской жизни. Диалог в мастерской.


Затмение солнца

«Он с утра здесь путается. Спервоначалу зашел в трактир и стал эти свои слова говорить. Теперича, говорит, земля вертится, а Иван Ильич как свиснет его в ухо!.. Разве мы, говорит, на вертушке живем?..».


На почтовой станции ночью

Сцена из народного быта. Диалог на почтовой станции.


Рекомендуем почитать
Наташа

«– Ничего подобного я не ожидал. Знал, конечно, что нужда есть, но чтоб до такой степени… После нашего расследования вот что оказалось: пятьсот, понимаете, пятьсот, учеников и учениц низших училищ живут кусочками…».


Том 1. Романы. Рассказы. Критика

В первый том наиболее полного в настоящее время Собрания сочинений писателя Русского зарубежья Гайто Газданова (1903–1971), ныне уже признанного классика отечественной литературы, вошли три его романа, рассказы, литературно-критические статьи, рецензии и заметки, написанные в 1926–1930 гг. Том содержит впервые публикуемые материалы из архивов и эмигрантской периодики.http://ruslit.traumlibrary.net.



Том 8. Стихотворения. Рассказы

В восьмом (дополнительном) томе Собрания сочинений Федора Сологуба (1863–1927) завершается публикация поэтического наследия классика Серебряного века. Впервые представлены все стихотворения, вошедшие в последний том «Очарования земли» из его прижизненных Собраний, а также новые тексты из восьми сборников 1915–1923 гг. В том включены также книги рассказов писателя «Ярый год» и «Сочтенные дни».http://ruslit.traumlibrary.net.


Том 4. Творимая легенда

В четвертом томе собрания сочинений классика Серебряного века Федора Сологуба (1863–1927) печатается его философско-символистский роман «Творимая легенда», который автор считал своим лучшим созданием.http://ruslit.traumlibrary.net.


Пасхальные рассказы русских писателей

Христианство – основа русской культуры, и поэтому тема Пасхи, главного христианского праздника, не могла не отразиться в творчестве русских писателей. Даже в эпоху социалистического реализма жанр пасхального рассказа продолжал жить в самиздате и в литературе русского зарубежья. В этой книге собраны пасхальные рассказы разных литературных эпох: от Гоголя до Солженицына. Великие художники видели, как свет Пасхи преображает все многообразие жизни, до самых обыденных мелочей, и запечатлели это в своих произведениях.


Нана

«Хотел удавиться!.. Сестра упросила глупости этой не делать. Бабушка взяла эту книжку и тетрадку, да в печку бросила. И Нана, и все слова, и все обстоятельства, все сгорело!.. В четверг повестка… к мировому!..».


На ярмарке

«Жидок народ стал, и купечество все смешалось, так что настоящих-то и не видать совсем. Бывало в ярмарку-то от самой Москвы вплоть до Нижнего стон стоит. Купец-то, бывало, всю душу выкладывает. На, говорит, смотри, какая она такая есть...».


Самодур

«Сам-то лютей волка стал! День-деньской ходит, не знает – на ком зло сорвать. Кабы Егорушки не было, беда бы нам всем пришла; тот хоть своими боками отдувается, до полусмерти парня заколотил…».


Просто случай

«Ну, Бог с ней! Ведь Бог все видит!.. Отец и денно, и нощно пекся об ней, а она против родителя… Захотелось вишь благородной, барыней быть захотелось!.. Ведь она, матушка, без моего благословения с барином под венец-то пошла. Да я ей, матушка, и то простил. Я ей все отдал: все, что еще старики накопили, я ей отдал. На, дочка, живи, да нашу старость покой, а она… ну, Бог с ней! Ты подумай, матушка, кабы я пьяница был…».