Смотрины для строптивого принца - [2]

А ведь в первые месяцы после отъезда родителей компаньонки были почти паиньками. В переписку не лезли, своего мнения не навязывали, лишь изредка пытались словно ненароком намекнуть на нарушенные мной правила для знатных девиц. Однако всегда смирялись перед предусмотрительностью моего отца.

– Гинни, – мягко сказал он полгода назад, собираясь в путешествие, и я тотчас насторожилась. Детским именем родители называли меня только в тех случаях, когда намеревались преподнести не самую приятную новость. – Ты же понимаешь, что оставить тебя без присмотра мы не можем? Разумеется, ты не натворишь ничего предосудительного, тут мы за тебя абсолютно спокойны. Но непременно найдутся наглецы, желающие проверить ночную защиту нашего замка…

Спорить с этим было бы неразумно и самонадеянно, хотя я без труда могла доказать, что легко продержу целую ночь щиты хоть против взвода герцогских егерей. Вот только таких доказательств никому бы не потребовалось. Большинство желчных сплетниц и интриганов твердо убеждены, что все оставшиеся без присмотра девушки только и ждут подходящего случая, чтобы пуститься во все тяжкие.

– По себе судят, – всегда говорила моя мать.

Она встретила отца лишь в двадцать семь, и к тому времени все родичи за глаза, а некоторые и напрямую, иначе как старой девой ее не величали. Маменька всегда смеялась, называя их недогадливыми. Сама-то она точно знала, что никогда не выйдет замуж за мужчину, с которым ей становится скучно разговаривать уже через пять минут после знакомства.

А вот обе оставленные со мной тетушки были из тех самых, мнимых доброхотов, которые когда-то предрекали ей одинокую старость, а сами бросались на любого мужчину как кошки на мышь. Однако мужчины, судя по всему, вовсе не мечтали чувствовать себя добычей и исчезали из жизни решительных праведниц со скоростью падающей звезды.

Поэтому к настоящему моменту Маральда, так и не получившая права распоряжаться отписанным ей приданым, вынуждена скитаться по близким и дальним родичам, все надежнее обрастая репутацией моралистки и редкой зануды. А Джана, испытав предательство лорда, решившего было соединить с ней судьбу, но очень скоро осознавшего недальновидность этого выбора, водрузила на свои мечты огромный камень. И внезапно сделалась рьяной свахой, возможно, из желания хоть так приобщиться к сказочному миру женихов и невест.

Разумеется, в тот далекий теперь день я сильно огорчилась, хотя протестовать и не подумала, не желая лишать отца долгожданной поездки. Да и прекрасно понимала, насколько справедливы его доводы. Как ни крути, а репутация в нашем обществе – вещь хотя и неосязаемая, но весьма ценная. И если я однажды встречу мужчину своей мечты, то даже малейшее пятнышко на этом призрачном предмете женской гордости может разрушить мое счастье. Наше счастье.

– Не переживай так, Гинни, – успокаивал меня тогда отец, – я выдал управляющему и дворецкому тайные указания, они будут держать тетушек в узде. Эти приживалки немедленно вылетят из замка, если попытаются провернуть хоть одну интригу. И будут жалеть о своей опрометчивости до конца жизни.

Но пока жалела я.

Остро, до боли. Отчетливо понимая, как серьезно подрубили эти гадины тщательно лелеемый цветок моей свободы и независимости. А те, кого я так наивно считала верными товарищами, даже не подумали встать на мою защиту.

Хотя у них была возможность. И те несколько часов, пока за окнами догорал этот проклятый день, я простодушно верила, что они ее используют. Сначала истово надеялась, что Эст примчится, как только узнает о пополнении в толпе претенденток на него. Потом, рассудив, что это будет выглядеть как особое внимание и не пойдет на пользу моим интересам, терпеливо ждала приглашения на ужин.

И шла в трапезный зал в сопровождении двух важных фрейлин, мечтая лишь об одном: чтобы Эст меня увидел и сообразил, как сильно я нуждаюсь в помощи. А в том, что он сумеет придумать способ деликатно освободить меня от испытаний и необходимости бороться за абсолютно ненужное место его невесты, я даже не сомневалась. Мои напарники почти в равной мере обладали весомыми познаниями в тактике военных действий, которые мы вели в почти ежедневных вылазках, но Эст все же немного чаще предлагал дерзкие, отчаянно смелые планы. Ренд всегда был осмотрительнее и рассудительнее верного друга.

Моя уверенность в правильности расчетов поколебалась в тот миг, когда старшая фрейлина важно, с почти откровенным торжеством, представила меня претенденткам. А разглядев бледнеющие и вытягивающиеся лица прогуливавшихся по обеденному залу знатных девиц, съехавшихся не только из городов и замков герцогства, но и из разных концов нашего материка, я внезапно ощутила, как по спине пополз холодок ужаса.

Чересчур серьезно и официально было все происходящее здесь, и слишком велика оказалась на фоне этого моя невольная ошибка.

Вот теперь я очень ясно понимала, что мне с первых же минут пребывания взаперти нужно было орать и рвать на себе волосы, чтобы, приобретя звание истерички, получить в пару к нему определение обманутой тетками дурочки. А сейчас я уже прочно затянула на своей шее петлю добровольной соискательницы на место законной жены его милости лорда Эстена Денлуа.