Смоленское кладбище открывает тайны - [6]

— Андрей Николаевич,— спросил Сорокин,— а что вы дворника так быстро отпустили. По-моему, он знает больше, чем сказал.

— Пока хватит, устал Шакиров, а вот рыжего бандюгу поискать нужно, тем более второго, Култына, в живых уже нет. Будем искать рыжего.

Тереху взяли в три часа ночи, взяли грамотно, он даже не успел выхватить из-под подушки вальтер. Его моментально скрутили и связали. И все произошло молча. Это потом уже завизжала Валька. Ее, рыбешку мелкую, пришли брать за какой-то пустяк, а тут такая акула попалась. Повезло оперативникам, крупно повезло.

Тереху и причитающую Валюху посадили в «воронок» и повезли в отделение милиции.

В то время Васильевский остров делился на два района: Васильевский и Свердловский.

Так Тереха был арестован в Свердловском районе, и отвезли его в 16-е отделение, которое находилось в Свердловском районе.

Тереха решил играть несознанку, то есть прикинуться дурачком, не сознаваясь, кто он есть на самом деле. Ну, а вальтер под подушкой— простая случайность, нашел, мол, за городом, а носил для защиты от бандитского нападения. Тереху до выяснения посадили в отдельную камеру, при обыске у него нашли дорогое колье с крестообразным расположением жемчужин и золотую цепочку от старинных часов с брелками.

И сидел Тереха в камере пока один и должен был дать ответ на три вопроса: Кто он? Откуда у него такое дорогое колье? Почему он спит с вальтером?

Тереха метался по камере, как тигр в клетке.

Утром в камеру привели задержанного — здоровенного белобрысого парня с лицом, будто вырубленным топором, с испуганными навыкате глазами, в комбинезоне, из-под которого выделялась поношенная тельняшка. Он сел на краешек нар, обхватил голову и запричитал:

— Ой, что теперь будет! Ведь меня ни за что сгребли...

— Ни за что не забирают,— наставительно сказал Тереха.— Власть у нас советская и, значит, справедливая. Как зовут тебя, теленок? За что замели?

— Да вот, товарищ-гражданин, говорят, я баржу украл, а зовут меня Миша Духов, шкипер-матрос я с «Ласточки», так мое судно называлось. Оставили меня на ночь дежурить, а я пошел к Марусе, ну и у нее задержался, а утром я пришел к причалу, а баржи нет. Я на завод, кричу: «Караул, баржу украли!»

Меня в первый отдел, а начальник говорит: «Иль ты баржу увел, или соучастник этой кражи, пойдешь по указу 7/8 за хищение в особо крупных размерах», и вызвал милицию.

— Семь дробь восемь, Миша, дело серьезное. Если докажут, тут вышка или десять лет. Ну, ты, Миша, не унывай! Разберутся, может, срок скостят, а может, и отпустят. Как Утесов поет:

Ведь ты моряк, Мишка, а это значит,

Что не страшны тебе ни горе, ни беда.

Ведь ты моряк, Мишка, моряк не плачет

И не теряет бодрость духа никогда —

Пропел Тереха, хотя на душе было муторно.

— А вы за что? — спросил Миша.

— Дело у меня, Миша, очень серьезное, колхозную корову проституткой обозвал.

— А что теперь?

— Шьют мне, Миша, статью пятьдесят восемь пункт десять — это антисоветская агитация, лет эдак десять, а то и более,— начал темнить Тереха.

Миша смотрел на него, раскрыв рот. Вот с какими людьми ему общаться приходится, с контрреволюционерами. А Тереху понесло. Он рассказал Мише много душещипательных историй, а потом сокамерники прилегли отдохнуть, рубашка у Терехи расстегнулась, и Миша увидел на груди Терехи татуировку необычайной красоты: церковь, ангелочки, Иисус Христос — целая картина. Миша был человек верующий, и ему вдруг захотелось иметь такую же божественную картину на груди. Когда Тереха проснулся, в коридоре КПЗ стояла тишина, был полдень, алкоголиков и хулиганов всех выпустили, и только слышались мерные шаги дежурного.

— Скажите, гражданин,— почтительно обратился к Терехе Михаил.— А это что у вас на груди нарисовано?

— Это, Миша, на меня святой дух снизошел, во сне эту картину нарисовал, так что теперь меня святой дух оберегает.

— Вот бы мне такую картину,— промямлил Миша.

Глаза у Терехи блеснули озорно.

— Знаешь, Миша, я не святой дух, но такой рисунок сделать тебе смогу, тем более ты человек верующий и фамилия у тебя Духов...

Миша обнажил грудь.

— Нет, Миша, чтоб никто не догадался, что ты святой, я тебе этот рисунок на спине сделаю, а Бога ты всегда в груди носи, дело это праведное. Ну, божий человек, начнем!

Через полчаса тушь была готова. Черная сажа — копоть от резиновой подошвы, еще кое-какие добавки и обыкновенная булавка.

— Теперь, во имя господа бога и святого духа, терпи Миша.

Миша лежал на животе, покряхтывая от боли, а Тереха художничал над Мишкиной спиной. Через пару часов Тереха сказал:

— Ну, все готово, теперь Миша, и на тебя снизошел святой дух! Аминь!

Миша облегченно вздохнул.

— К тебе, Миша, есть такое дело. Когда выйдешь отсюда, сходи в баню. В баню пойдешь на 16-ю линию, в субботу, в семь вечера. Увидишь у кассы человека с двумя дубовыми вениками под мышкой. Подойдешь к нему, передашь от меня привет и...

Вечером Тереху вызвали к следователю. И Тереха начал «гнуть дурочку»:

— Я — Вася Петров из Антропшино, из колхоза «Красный пахарь»,— и поплел, поплел небылицы.

Следователь спокойно и чуть насмешливо слушал его. Милиционеры наготове стояли у дверей кабинета.