Послышалось дребезжание колокольчика у входных дверей в лавку.
— Чем ближе к вечеру, тем более серьезные покупатели, — любезно улыбнулся мистер Смит подошедшей к прилавку бедно одетой женщине. — Что вам будет угодно, миссис Гильдер?
— Полфунта крекеров и небольшую баночку патоки, мистер Смит.
Увидев, что бакалейщик достал толстую тетрадь, чтобы записать сумму заказа на ее счет, увеличив таким образом размеры кредита, она торопливо добавила:
— Впрочем, дайте-ка мне лучше большую банку патоки и два фунта крекеров.
— Сто фунтов крекеров! — заорал попугай из задней комнаты.
Мистер Смит извлек из банки огромный кусок кленового сахара, завернутый в серебристую бумагу, и с улыбкой протянул его женщине.
— Это для вашей внучки, миссис Гильдер.
— Спасибо! — воскликнула бедная женщина, даже не пытавшаяся скрыть радость при виде столь ценного подарка. — Спасибо вам, мистер Смит! Да благословит вас господь за ваше великодушие!
— Сильно сомневаюсь, что он поступит таким образом, — пробормотал бакалейщик, когда вернулся к письменному столу и снова взялся за перо.
Сгустились сумерки; мистер Смит зажег лампу и замер на мгновение, прислушиваясь к отдаленному ворчанию грома.
— Странно… Вроде бы сегодня днем ничто не указывало на приближение грозы, — вздохнул он. — Кошки, красная капуста и гроза — вот три вещи, которые я не люблю.
— Гррум! Гррум! — пробубнил попугай, пытаясь имитировать раскаты грома.
Склонившись над рукописью, мистер Смит начертал в конце страницы:
И не нужно ничего дополнительного, чтобы Тот, кто может быть назван сотней самых страшных имен, разглядел в глубинах безмерности, если не бесконечности, что его вечное бегство перед открытиями человека пришло к завершению, и что это означает — как для Него, так и для Времени и Пространства — конец всего…
* * *
Этой ночью над районом Рассел-стрит разбушевалась гроза.
Три раза подряд чудовищные разряды молний обрушились на бакалейную лавку и мгновенно стерли ее с лица Земли.
На следующее утро пожарные, затушившие последние очаги огня, извлекли из-под тлеющих развалин бренные останки лавочника.
Верный своим удивительным капризам, небесный огонь пощадил попугая, удовольствовавшись тем, что уничтожил его клетку.
— Как его звали, этого беднягу? — поинтересовался молодой репортер у соседа, кивнув в сторону лежавшего на носилках изуродованного тела.
— Смит… — ответил тот со вздохом.
— Смотри-ка, так же, как меня, — удивился журналист.
— И как меня, как меня тоже, — раздались голоса среди толпившихся вокруг любопытных зрителей.
— Смит! — донеслось с неба.
Это был скрипучий голосок господина Хиппа, уносившего себя к свободе торопливыми взмахами крыльев.
— Смит, как любого из нас, — заключил репортер, пожав плечами.
