Смеющийся волк - [19]

Шрифт
Интервал

По этой причине для Акелы-Мицуо присматривать за малышами было совсем не в тягость. Хоть я уже и окончила начальную школу, для Акелы я всё равно оставалась маленькой — как семилетний Маугли. Семилетняя девочка с короткой стрижкой, я всё так же разинув рот смотрела на двенадцатилетнего Акелу-Мицуо — рубашонка и перепачканные от гулянья штанишки, коленки в синяках. Маленький Маугли.

Под стук вагонных колёс Акела одну за другой рассказывал Маугли истории, которых у него был нескончаемый запас. А Маугли, надвинув на нос бейсбольную кепку и повернувшись к стенке, сначала слушал эти истории, но вскоре уснул, положив голову Акеле на плечо и мирно посапывая. Акела достал из своего узла хлопковый вязаный свитерок и накрыл плечи Маугли. Внутри вагона тяжело было дышать от жары и духоты, а в тамбуре, где свободно гулям ветер, было довольно зябко.

Уже после того, как Маугли уснул, Акела ещё продолжал свой рассказ о том, как тигр-людоед Шерхан похитил из деревни малютку Маугли. И о том, отчего Шерхан стал людоедом. И о родителях-волках, которые приняли Маугли в свою семью. И о наставниках Маугли — медведе Балу и чёрной пантере Багире. Обо всём этом Акела рассказывал больше для собственного удовольствия. Наконец он умолк и тихонько вздохнул:

— Ну просто Холодная спальня какая-то!

Его, конечно, уже клонило в сон. Он привык утром рано вставать, так что ложился каждый день в десять часов, но сейчас, может быть от волнения, спать не очень-то не хотелось. Поезд каждые десять минут делал остановку, так что сон разгоняли объявлявшиеся в вагоне по радио названия станций и звонки к отправлению состава. Курихаси… Кога… Названия станций все были незнакомые. Четверо сидевших рядом мужчин продолжали пить виски и вовсе не собирались угомониться. Теперь они затеяли резаться в карты, подбадривая друг друга неприятными для слуха выкриками. Слова было разобрать невозможно. Мужчины, видно, были родом из Ямагаты и говорили на тамошнем диалекте. Неожиданно много оказал ось таких пассажиров, которым приспичило в туалет. Они бесцеремонно хлопали дверями, наступали Акеле на ноги. Кто-то бежал в уборную, уже спустив штаны. Какие-то малыши выходили из уборной с голой попкой и ждали, пока мама натянет на них штанишки.

— В этой Холодной спальне не заснёшь! — бормотал себе под нос Акела. — Маугли ещё маленький, неразумный, ему всё нипочём — вот и спит себе крепким сном.

Постепенно дремота сморила и Акелу. Он закрыл глаза. Хотелось вставить в уши пробки. Поезд снова остановился на какой-то станции. На этот раз названия он не услышал. Может быть, ночной полустанок был такой маленький, что названия и вовсе не объявляли.

«Холодная спальня» — так назывались руины заброшенного города в джунглях, где обитали серые обезьяны. Акела припомнил, что когда-то в этом городе, столице царя царей, обитало множество людей со ста слонами и двадцатью тысячами лошадей. Старая белая кобра в одиночестве всё ещё продолжала стеречь царские сокровища в подвале дворца. Но серые обезьяны, конечно, о том не ведали. Они просто захватили разрушенный мёртвый город и стали в нём жить, подражая людям. При этом они радовались, что стали теперь умными, как люди. «Таких мудрых, сильных и добрых созданий, как мы, обезьяны, нигде больше в джунглях нет!» — повсюду кричали они. Однако обезьяны не знали Закона джунглей, не учили никаких его важнейших статей и соблюдать его не желали. И слова своего они не держали. Были они бесстыдные врунишки, и достойные обитатели джунглей не хотели иметь с серыми обезьянами ничего общего. Не о чем было говорить с ничтожествами, которые не знали Закона джунглей. Это было дело гордости, дело чести. В джунглях гордость ценилась выше пищи.

— Не хотел я тащить Маугли в Холодную спальню! — насупившись, бормотал Акела в полудрёме.

Как ни поверни, выходило, что это он сам как раз и не знал Закона джунглей. Если не знаешь Закона джунглей, не сможешь и жить свободно. Жить свободно — это не значит делать всё что захочется. Те, кто отталкивают других, чтобы захватить для себя место, не живут свободно. А надо сначала добыть такое место, потом посмотреть вокруг — нет ли человека, который больше тебя в нём нуждается. Вот тот, кто будет искать нуждающегося и в своих поисках даже до тамбура дойдёт, тот и есть свободный обитатель джунглей. Ведь тут, в тамбуре, есть и старики, и дети.

«Закон джунглей стар, как небеса, и потому в нём истина».

«Закон джунглей словно гигантская лиана: опутывает всех — и никто не вырвется».

Так учил Маугли медведь Балу. И ещё Балу говорил: «Джунгли велики, а детёныш мал».



Вагон мерно покачивался на ходу, понемногу убаюкивая Акелу. Но тут рядом с ним шумно шмыгнула носом, а потом расплакалась малышка на руках о матери. Может быть, ей просто хотелось пить. Девочке было на вид годика два-три. Мать, должно быть, хворала: лицо у неё было измождённое, осунувшееся. Куда она ехала? Зачем? Может быть, муж её бросил, в Токио жить стало невозможно, и вот теперь она ехала на северо-восток, в Тохоку, собираясь бросить своего ребёнка где-нибудь в горной глуши? В противоположном углу прикорнули старичок с мальчиком — на вид учеником средней школы. Оба тоже какие-то чудные. Тем и чудные, что с виду-то оба — ну совсем деревенщина. А на самом деле, может быть, это матёрый ворюга с парнишкой-напарником: когда пассажиры заснут, будут ходить по вагонам, хитроумными способами выкрадывать у спящих деньги и драгоценности. Вон та обезьянка в яркой юбке небось собирается морочить доверчивых мужиков в Тохоку, выманивать у них денежки. А те четверо пьянчуг, что режутся в цветочные карты, не иначе как торговцы живым товаром — едут в Тохоку за новой партией детишек.


Рекомендуем почитать
Чувство вины

Июль. Маленький российский городок. Главный герой по имени Мар возвращается на лето домой, чтобы повидать мать и сестру. Но вместо ностальгических воспоминаний из детства, разговоров по душам с родными и прогулок по знакомым улицам, Мара ждут только разочарование, насмешки и хроническое чувство вины. И если в далеком прошлом никто не помог ему почувствовать себя "нормальным", то это не значит, что он сам теперь не может стать спасением для двух таких же запутавшихся молодых ребят, застрявших в этом маленьком городке.


Падение

Умирая, опавший лист вспоминает свою жизнь и размышляет о своей смерти.


Путь ниндзя

Сюрреалистичный рассказ, небольшая фантазия с вкраплениями галлюциногенного реализма и пейзажной лирики. Содержит нецензурную брань.


Куплю труп. Дорого

«Некто приходит в ФМС и подаёт справку: — Справка из морга о том, что я умер. Отметьте, что я умер». (с). По традиции автора — изложен только практический опыт. 18+. Присутствует обсценная лексика.


Невидимки

Боб Джонс — совершенно обычный парень. У него хорошая работа и милая девушка. И все же Боб считает, что у него есть проблема: никто не замечает его, никто его не помнит. Там, где обычный человек проходит неузнанным, Боба Джонса… игнорируют. Но однажды его заметили. Его запомнили. Но хотел бы он остаться незаметным, потому что у незнакомца, назвавшегося Филиппом, на уме что-то ужасное. Он желает мести — мести миру, который давно игнорирует не только Боба, но и других. Для лиц старше 18 лет.


Шелкопряды

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дневник безумного старика

«Дневник безумного старика» выдающегося японского писателя XX в. Танидзаки Дзюнъитиро является одним из наиболее известных произведений не только этого автора, но и всей послевоенной японской литературы. Повесть переведена на многие языки.Перевод на русский язык осуществлён впервые.Роман классика современной японской литературы Дзюнъитиро Танидзаки (1889–1965) «Дневник безумного старика» заслуженно считается шедевром позднего периода творчества этого замечательного писателя. Написанный всего за три года до смерти автора и наделавший много шума роман поражает своей жизненной силой, откровенным эротизмом и бесстрашием в описании самых тонких, самых интимных человеческих отношений.


До заката

Ёсиюки Дзюнноскэ (1924–1994) — известный писатель так называемой «третьей волны» в японской литературе, получивший в 1955 г. премию Акутагава за первый же свой роман. Повесть «До заката» (1978), одна из поздних книг писателя, как и другие его работы, описывает частную жизнь, отрешённую от чего-либо социального, эротизм и чувственность, отрешённые от чувства. Сюжет строится вокруг истории отношений женатого сорокалетнего мужчины Саса и молодой девушки Сугико, которая вступает в мир взрослого эротизма, однако настаивает при этом на сохранении своей девственности.В откровенно выписанных сценах близости, необычных, почти неестественных разговорах этих двух странных любовников чувствуется мастерство писателя, ищущего иные, новые формы диалогизма и разрабатывающего адекватные им стилевые ходы.


Дорога-Мандала

Лауреат престижных литературных премий японская писательница Масако Бандо (1958–2014) прославилась произведениями в жанре мистики и ужасов, сумев сохранить колорит популярного в средневековой Японии жанра «кайдан» («рассказы о сверхъестественном»). Но её знаменитый роман «Дорога-Мандала» не умещается в традиционные рамки современного «кайдана», хотя мистические элементы и играют в нём ключевую роль. Это откровенная и временами не по-женски жёсткая книга-размышление о тупике, в который зашла современная Япония.


Лоулань

Содержание:ЛОУЛАНЬ — новеллаПОТОП — новеллаЧУЖЕЗЕМЕЦ — новеллаО ПАГУБАХ, ЧИНИМЫХ ВОЛКАМИ — новеллаВ СТРАНЕ РАКШАСИ — новеллаИСТОРИЯ ЦАРСТВА СИМХАЛА — новеллаЕВНУХ ЧЖУНХАН ЮЭ — новеллаУЛЫБКА БАО-СЫ — новеллаВпервые читатель держит в руках переведенную с японского языка книгу исторических повестей и рассказов, в которых ни разу не упоминается Япония. Более того, среди героев этих произведений нет ни одного японца. И, тем не менее, это очень японская книга. Ее автор — романист, драматург, эссеист, поэт, классик японской литературы XX в.