Смеющийся волк - [17]

— Нам в Фукусиму, места третьего класса. Один для старшеклассника, один детский, — сказал Мицуо в окошко. Потом, по требованию кассирши, показал школьное удостоверение и заплатил. «Ребёнком» была, разумеется, я. Спрятав в нагрудный карман полученные в окошке кассы билеты и отойдя от кассы, Мицуо довольным тоном изрёк:

— Вот и старое школьное удостоверение пригодилось. А ты, Юки, теперь ученица начальной школы. Не забудь, если спросят! Теперь надо решить, куда ехать-то. Билеты у нас в Фукусиму, но можем и раньше сойти, а можем и позже — хоть в Аомори на самом севере. Особой разницы нет. Тут особая премудрость нужна. Что называется, закон джунглей! Чем его у нас больше, тем лучше!

Я толком не поняла, о чём он, но согласно кивнула. Потом подвернула брючины и поправила кепку. Размер кепки мне годился, но по околышу у неё расплылось масляное пятно, так что даже пальцы становились жирными и чёрными от мазута, когда притронешься, и пахло от неё противно. Но я сама чувствовала, что если уж маскироваться всерьёз, то надо надевать и кепку, так что я решила терпеть. От одежды так и несло затхлой прелью, да ещё от неё разило табаком и ацетиленом. Присмотревшись получше, можно было увидеть, что на фалдах пиджака есть прожжённые дырки, а левый карман вовсе оторван. Штаны были усеяны разнообразными пятнами всех цветов и оттенков. Эти штаны очень странно смотрелись вместе с моими ещё новыми школьными туфлями.

Над турникетом висела белая таблица с указателем отправления поездов. Прямо перед нами выстроились несколько платформ, а внизу между ними тянулись вдаль запылённые рельсы. Мы пошли вдоль первой платформы, разыскивая посадочные места для пассажиров третьего класса. Там уже была длинная очередь. На перроне, как и в здании вокзала, сидели люди, подложив под себя газетные листы. Там и сям виднелись фигуры разносчиков дорожных пайков-бэнто с огромными коробами на верёвках за плечами. Поскольку в такой поздний час желающих купить еду было явно немного, разносчики даже не зазывали, как обычно, покупателей. Устав после долгих блужданий, мы пристроились в хвост очереди и, последовав примеру остальных ожидающих, тоже уселись на корточки. Не прошло и пяти минут, как все сидевшие на платформе разом поднялись: подошёл поезд. Обдавая нас запахом горящего угля, закопчённые вагоны катились вдоль платформы один за другим с душераздирающим скрежетом и наконец замерли, издав напоследок громкий лязг. Сразу же началась посадка. Очередь смешалась, и люди, окликая своих родных и попутчиков, шумной гурьбой наперегонки ринулись в вагон с узлами и сумками наперевес. Где-то плакал ребёнок, чья-то сумка упала и валялась без призора. Началась перебранка. Но скоро суматоха закончилась, и вагон оказался до отказа заполнен пассажирами.

— Вот ведь поганый народ! — буркнул Мицуо, не выпуская сигарету изо рта, и нарочито неторопливо — во всяком случае, мне так показалось — направился к дверям вагона. Сначала он подсадил меня на подножку, потом поднялся сам, и мы прошли внутрь вагона. Конечно, ни одного свободного места там уже не было. Мы прошли весь вагон насквозь и вышли в тамбур, а там Мицуо поставил на пол свой узел с вещами и уселся на него. В тамбур уже набилось человек десять.

— Давай, Юки, ты тоже садись да побыстрее! Вишь, какой народишко! Если будешь так возиться, вообще все места займут, придётся всю дорогу стоять! — сказал он.

Тогда я тоже положила на пол свой лиловый узелок и села на него. В узелке были только носовой платок, который я успела достать из кармана матроски, пачка бумажных салфеточек да лист газетной бумаги, который Мицуо подобрал на вокзале. Как и он, я сидела, обхватив колени руками. Передо мной в такой же позе дремала старушка. Была там ещё молодая женщина с ребёнком, в цветастой юбке и розовой кофте. Четверо мужчин с раскрасневшимися физиономиями, должно быть, уже порядком навеселе, балагурили, обмениваясь какими-то деревенскими шутками, и передавали по кругу бутылку виски. Рядом с низеньким старичком стоял парнишка в студенческой форме с наголо выбритой головой.

— Всё нормально? Если спать захочется, можешь ко мне прислониться.

— Ничего, я привыкла. Я уже так ездила с мамой к ней на родину, в деревню, — ответила я, сидя на клочке газеты в этом грязном тамбуре, после того как нас выперли из переполненного вагона.

— И где же эта деревня находится? — спросил Мицуо.

— В Кофу. Надо ехать по Центральной линии. Помню, нас тогда провожали, а меня передали в вагон с платформы через окно. Да, кажется, мы именно в Кофу ехали. Мне ещё захотелось писать, а туалета не было: пришлось родителям меня передавать с рук на руки, пока не поднесли меня к открытому окошку, потом на руках вывесили наружу и там уж сняли штанишки. Мне, наверное, было годика два. Только вправду ли так оно было? Хотя я до сих пор помню, как там, за окном, мне в попку дул холодный ветер. Так что вроде бы всё так оно и было, но не помню, чтобы мама мне потом об этом рассказывала или упоминала, когда мы вернулись домой. Думала, вот как приеду домой, сама у неё всё спрошу. Конечно, потом, когда домой вернулись, я забыла спросить.