Смертоносный вирус «А». Кто «заразил» СССР Афганской войной - [37]

Ершов происходил из Калужской области. Рос в бедной крестьянской семье. Он был маленького роста, что всегда сильно его тревожило. Поэтому носил ботинки на высоком каблуке, любил все большое, солидное. Иногда, когда он садился за руль представительского автомобиля, со стороны казалось, что водителя внутри нет вообще, и автомобиль едет сам по себе. От этого ужасного зрелища встречные водители, бывало, шарахались в стороны или съезжали в кювет. Говорил Иван Иванович писклявым голоском. Побаивался женщин и особенно своей жены Майи Алексеевны.

Иван Иванович был участником Великой Отечественной войны. Сначала, будучи кронштадтским юнгой, на крышах Ленинграда гасил фашистские «зажигалки». Потом был снайпером. Заканчивал войну комсоргом полка. Боевых наград у Ивана Ивановича было множество, целый иконостас.

После окончания войны он поступил на учебу в Институт военных переводчиков в Москве, где освоил французский язык. Как одного из наиболее политически надежных и хорошо успевающих выпускников, его пригласили во внешнюю разведку госбезопасности. Иван Иванович согласился. Однако, приступив к работе, он был немало удивлен тем, что начальство почему-то решило готовить его для использования в Афганистане, а не во Франции. Ершову тогда было невдомек, что желающих поехать в Париж во все времена было куда больше, чем тех, кто мечтал о Востоке. Не ему было суждено вытащить счастливый билет. В афганской столице, куда недавний фронтовик добирался на самолетах с тремя посадками, он работал «по прикрытию» в консульском отделе. При этом самостоятельно учил персидский язык. И надо сказать, выучил — в таком объеме, который позволял объясняться и читать несложные тексты.

Послом СССР в Афганистане в то время был Дегтярь — замечательный человек и видный советский дипломат. Он проникся симпатией к деловому, скромному, тщательно выполняющему свои обязанности по «линии прикрытия» офицеру.

Весной 1953 года, после ареста Берии, резиденту в Кабуле пришла «циркулярная» (разосланная по всем загранточкам) телеграмма: «Ваша агентурная сеть заражена предателями и двурушниками. Вы лично и все сотрудники резидентуры должны срочно прибыть в Москву».

Сотрудники разведки из всех стран мира, побросав важные дела, устремились на Лубянку. Там они, не получив никаких объяснений или инструкций, никем не принятые, никому не нужные, в смятении слонялись по коридорам, курили, сидя на подоконниках, пили пиво в буфетах и гадали, что с ними будет завтра.

Иван Иванович, узнав об указании ехать в Москву, своим звериным чутьем понял: нужно что-то предпринять. Он пришел к послу с папкой документов и с трагическим лицом. Объяснил, что работа консульского отдела будет полностью парализована, если он уедет. Посол, который имел очень высокий авторитет наверху, тут же отправил в Москву телеграмму, смысл которой сводился к следующему: «Пусть все они, “ближние”, “дальние” и прочие “соседи”, уезжают, но такого ценного работника консульского отдела, как Ершов, я отпустить не могу».

Коллеги Ивана Ивановича уехали, и никто из них обратно не вернулся. Кого-то уволили из органов, а кто-то позже поехал в другую страну. В Кабуле Ершов некоторое время был единственным представителем внешней разведки, а через некоторое время — теперь уже как к резиденту — к нему стали стекаться оперативные работники.

После первой кабульской командировки Ершов резко пошел в гору. Теперь полковник Ершов ехал в Кабул в третий раз. И уже как мэтр, как классик разведки. Таким он, по крайней мере, казался сам себе.

Первым делом он встретился с послом, передав ему посылку от дочери — сосиски, кефир, творог, селедку… Пузанов поблагодарил за услугу и поинтересовался, с чем бывший резидент КГБ пожаловал в Кабул? «Приехал по личному заданию Юрия Владимировича», — многозначительно сообщил Ершов. Говорил он тихо и таинственно.

Затем Иван Иванович поднялся по лестнице наверх в хорошо знакомую ему общую комнату кабульской резидентуры. Там уже давно сидел, молча курил, ждал его прихода Леша Петров. Иван Иванович вызвал оперработника в коридор (чтобы другие не слышали их разговора) и, ссылаясь на указание Центра, поставил перед ним задачу как можно скорее организовать его встречу с Тараки и Амином.

Иван Иванович уважал не столько людей, сколько их высокие должности, и теперь он очень хотел быть принятым первыми руководителями страны. Петров, уяснив задачу, тут же направился исполнять указание «засланца» из Центра. А Иван Иванович стал готовиться к важной встрече, проводя время от времени воспитательную работу в коллективе прибывшей с ним группы.

Однако прошел день, другой, а встречи все не было. Алексей Петров клялся Ершову, что уже несколько раз напоминал Тараки и Амину о просьбе представителя Андропова. Однако те, ссылаясь на занятость, все время откладывают встречу. Наконец, на четвертый день Алексей взволнованно сообщил, что сегодня в такое-то время в корпункте ТАСС полковник может встретиться с Амином.

— А как же Тараки? — обиженно спросил Ершов.

— Иван Иванович, у него теперь совершенно другой статус, — выражаясь как можно деликатнее, боясь вызвать гнев начальника, пояснил Леша. — Он теперь глава суверенного государства. Я, честно говоря, не могу связаться с ним напрямую.