Смертоносный груз «Гильдеборг» - [56]

Когда я проснулся, солнце уже село. Через минуту наступит ночь. Голова у меня была чистая и светлая. Что-то меня разбудило. Я лежал неподвижно, напрягая сознание. Решительный стук послышался снова. Это был звук, что меня разбудил. Я натянул на себя простыню.

— Войдите!

Из бесцветного сумрака вышла стройная белая женщина. Клумбы цветов за ее спиной побледнели. Она была в спортивной юбке из парашютного шелка и в черной блузке. Вдова! Вероятно, тридцати пяти лет, сумасшедшая фермерша Гуцци. Африкаанер! Я не мог поверить своим глазам: передо мною стояла Корнелия Шиппер!

У нее было невыразительное усталое лицо с синими кругами под глазами. Ее удивление было, видимо, еще больше, чем мое. Она закрыла двери и стояла неподвижно.

— Что вы здесь делаете? — спросила она, наконец, знакомым, немного грубым голосом.

— Сплю, а теперь пойду оденусь, если позволите. Будьте любезны, отвернитесь.

Но она не отвернулась и насмешливо смотрела, как я топаю, завернутый в простыню, в ванную, насмешливо и с удовольствием, как тогда на нее смотрел я. Тогда…

— У меня истек срок договора, — сказал я для ясности, когда снова смог появиться перед ней. — Я боялся, что вас похитили, все считают, что это так…

— Это хорошо, — улыбнулась она тихо. — Вы ведь так себе это и представляли?

— Нет, я не так представлял. Из-за этого была карательная экспедиция. Мы сожгли две мозамбикские деревни, а того парня на ферме повесили. Кто это был? Вы знали его?

— Это мой раб, но я отпустила его — что бы я с ним делала в Голландии? Он не хотел оставить ферму, ему некуда было идти.

— Раб?

— Да, я получила его от отца, когда еще была маленькой.

— А это можно?

— Вас это удивляет? В любом аэропорту вы можете встретить людей, путешествующих с негритянскими детьми. Чаще всего их вывозят в арабские страны. Это не так страшно, как вы себе представляете. Правительства терпят или просто молчат. Здесь помогают их родителям, а у нового владельца о ребенке хорошо заботятся: ведь он имеет свою цену. Родители не видят в продаже детей ничего страшного, они довольны тем, что им удалось обеспечить его будущее. И здесь проблемы с ростом населения. — Она снова снисходительно улыбнулась. — Вы настоящий европеец, об Африке имеете искаженное представление.

Я молчал. Это была правда: с воинской базы ничего не увидишь.

— А ваш муж? — спросил я.

Между бровей у нее возникла вертикальная морщинка.

— Умер, — ответила она подавленно. — Если бы мы остались, он мог бы еще прожить пару месяцев, лет — бог его знает…

Отсутствующим взглядом она смотрела через окно на улицу. Ночь приближалась.

Я зажег свет.

— Это расстроило все мои планы, — добавила она вдруг беспомощно. Детей я заранее отправила в Европу, у меня здесь дела. Для этого мне нужен шофер-спутник, — сказала она. — Мистер Гуцци упомянул… Предлагаю вам пятьдесят долларов в день. Я везу семейные реликвии одному родственнику. Собственно, это старая рухлядь: кое-что из мебели, картины — все, что переходило от поколения к поколению. Это наши вещи, они имеют прошлое и душу, это не просто наследство. Там, — она неопределенно кивнула головой в темноту, — для них уже нет места, а оставить их тому, — она не сказала "негру", — новому, я все же не могла. Родители перевернулись бы в гробах. Поездка может длиться неделю или две, в зависимости от того, какие будут дороги. Согласны?

— Согласен, — сказал я серьезно. Я согласился бы на все. Мне нужно было исчезнуть в глубине страны, в пустыне, замести за собой следы. Ничего другого не оставалось.

— Хорошо, завтра на рассвете отправимся. Ваш счет будет оплачен!

— Спасибо.

Она покачала головой и вышла. Усталая, подавленная. Ни малейшего притворства. Жестокая реальность — жизнь. Человек берет ее только в долг, потом приходится возвращать. Я осознавал это все яснее. За эту пару месяцев я изрядно постарел.

Корнелия Шиппер… Я даже не спросил, куда поедем, но так ли уж это важно? Снова припомнился тот день, когда я гнал в джипе Беневенто на ферму, чтобы предупредить ее об опасности. Что-то с того времени изменилось — мы уже не были равны. Я стал ее служащим.

Глава VIII

Я сидел за рулем автофургона-вездехода и громко пел: "Дорога белая передо мною…"

Госпожа, с автоматом в руках, удобно устроившись на сиденье, с восхищением смотрела на меня. Я, видимо, сошел с ума, определенно сошел с ума. Боже мой, когда я пел последний раз? Вероятно, когда-то в детстве. С тех пор мне это никогда не приходило в голову. У меня не было ни времени, ни желания. Только теперь.

И мне это казалось невероятным. Над необозримой саванной всходило солнце. Утро было свежее, чистое и полное красок. Красная земля с зелеными пятнами кустарников, темные скопления деревьев, лазурный, пока еще не окрасившийся солнцем небосклон и белая пыльная полоса дороги, теряющаяся местами в высокой траве.

Это была совсем другая дорога, чем та, по которой я шагал, когда меня подобрал тот старый пивзаводский конь. Собственно, это и не было дорогой, вероятно, здесь лишь время от времени проезжала служебная машина, по крайней мере, я на это надеялся. Мы покинули безопасность цивилизации и отправились через всю страну; на Энкелдоорн, Кве-Кве, а потом будет видно. Я ни о чем не спрашивал, ни о чем не хотел знать. Образцовый служитель! Колея, обозначающая дорогу, время от времени исчезала среди неровностей почвы или на каменистом плоскогорье, чтобы снова появиться сотней метров дальше в высокой траве. Но направление определяла не дорога, а компас.