Смертоносцы - [10]

– Вот мы с вами и попробуем во всём разобраться. А для начала попытайтесь успокоиться, Энтони.

Последние слова доктор Клейд сказал, когда увидел, что он начал волноваться. Его волнение выражалось в лёгкой дрожжи, отчего край верхней губы слегка дёргался. Она к тому же слегка кривилась, когда это происходило.

– Конечно, Майкл. Конечно. Я постараюсь. Я очень постараюсь.

– Вот и отлично. Думаю, мы с вами сумеем справиться со всеми проблемами.

Доктор Клейд придвинул кресло к дивану, а затем взял блокнот с ручкой. Удобно расположившись рядом с пациентом, Майкл приготовился записывать. Вопросы снова последовали один за другим:

– Энтони, мы с вами остановились на гостинице в Париже. Что происходило с вами дальше?

Келахан несколько раз прерывисто вздохнул, словно собирал свою решимость и только после этого начал отвечать. Первые слова прозвучали с хрипотцой, что явно выдавало волнение, но постепенно голос начал звучать ровнее.

– Мы с Терезой прервали медовый месяц и сразу же вернулись домой, в Сан-Франциско. Несколько дней я думал об этом Джеральде и пытался объяснить себе эти странные совпадения. Чем больше думал я о своём сне, тем отчётливее чувствовал, что запутываюсь. Меня пугали эти два совпадения. Меня мучила мысль о том, что я разговаривал с мёртвым человеком. И это оказалось более чем реальным. Эти мысли навели меня на другие. Если это реальность…. думал я, тогда и отец тоже реальность. У меня возникло странное чувство. Мне казалось, что отец отчаянно нуждается в помощи. И эту помощь непонятным образом должен оказать именно я. Я сумасшедший, если так подумал,… правда?

Прервав свой рассказ, Энтони повернул слегка побледневшее лицо в сторону доктора Клейда. Тот в ответ отрицательно покачал головой.

– Нет, Энтони, нет. Ваше состояние в данном случае вполне понятно. Видите ли, Энтони, – по обыкновению очень мягким и спокойным голосом продолжал объяснять доктор Клейд, – как правило, мы тяжело переживаем потерю близких людей. Чем больше мы их любили, чем ближе с ними были, тем острее эта потеря становится. Мы вспоминаем все события связанные с ними. Снова и снова переживаем их. Нам постоянно чего-то не хватает. Жизнь начинает терять прежнюю привлекательность. И если мы позволяем этим чувствам овладеть нами, тогда нам становится совсем плохо. Мы только и думаем о своём горе, Энтони. И часто это приводит к очень тяжёлым последствиям. Чувство утраты укрепляется на подсознательном уровне и руководит нашими поступками.

– Что же нам остаётся делать? – тихо спросил Келахан.

– Жить, Энтони. Не надо забывать о том, что все мы смертны. Настанет и наш час. Каждый человек проходит свой путь. Ваш отец прошёл свой. Вы должны пройти свой. Как бы мы не хотели обратного, всё имеет свой конец. И этот конец ждёт каждого в определённом месте и в назначенный час. По этой причине, нам не стоит горевать о людях, которые покидают нас. Мы поступим со своими близкими точно так же. Мы оставим их. Это неизбежность. Следует относиться к ней, как ко всем прочим, совершенно обычным явлениям, которые нас окружают.

– Это не просто…

– Я знаю, Энтони. Но нам придётся это сделать. Нельзя думать только о своём горе. Нельзя предаваться ему. Нельзя попустительствовать, давая ему расти. Нужно бороться, Энтони. Находить силы в себе и противопоставлять их горю. Сейчас мы с вами попробуем это сделать. Хорошо, Энтони?

Келахан медленно кивнул и тут же с сомнением произнёс:

– Но ведь со мной происходит другие вещи, Майкл. Эти сны,…они так ужасны.

– Мы разберёмся во всём. Сейчас же мы можем предположить, что они могли появиться в результате потери, которую вы перенесли.

Уверенный голос доктора Клейда приободрил Келахана. Он вопросительно посмотрел на него. Доктор Клейд легко кивнул и приготовился записывать. Увидев это движение, Келахан продолжил прерванный рассказ.

– Меня стала мучить мысль о том, что отец нуждается в помощи, и я единственный, кто может её оказать. Но я не знал, как ему помочь. И это ещё больше меня волновало. Отец так меня любил, а я был не в состоянии что-либо предпринять. Через десять дней после возвращения из Парижа, – продолжал рассказывать Келахан, – мне приснился ещё один странный сон.

– Вы запомнили его?

– Некоторые подробности, – негромко откликнулся Келахан, – вообще, я редко запоминаю сны. Но этот буквально врезался в мою память.

– Что вы увидели, Энтони?

– Я увидел Сан-Франциско. Я гулял по улице, пока не оказался в одном месте.

– Что за место?

– С одной стороны, эта была та же улица и тот же город. С другой стороны улицы, – Келахан слегка напрягся, отчего на лбу появились морщины, и тут же продолжил говорить, – появился какой-то сад, окружённый изгородью. Мне он понравился. Я хотел перейти улицу, чтобы войти в этот сад, но… у меня ничего не получилось. Я пытался много раз, но всякий раз приходилось возвращаться на прежнее место. Это продолжалось до тех пор, пока я не услышал странный голос. Голос произнёс три слова.

– Какие?

– «Тебе туда нельзя».

– Что происходило потом, Энтони? – доктор Клейд задавал вопросы негромким голосом и при этом делал отметки у себя в блокноте.