Смертник Восточного фронта. 1945. Агония III Рейха - [47]
Здание полиции распахивает перед нами двери своего подвала. Немногочисленные камеры заняты, в основном, поляками в форме, оказавшимися здесь чаще всего по причине пьянства, их держали здесь несколько часов, день или даже целую ночь. Моего младшего товарища отправляют на уборку камер, и он возвращается с хлебом и сигаретами. Нас отделили от тех, с кем мы сюда прибыли. Поздно вечером дежурный офицер открывает дверь камеры, он принес немного еды. Все убеждены, что отсюда нас отправят на Одер. Читая наш приговор, они только качают головой — никто не верит, что нас будут держать за решеткой.
На следующий день, в 12 часов, нас двоих отправляют на вокзал под удвоенной охраной. По узкоколейке поезд везет нас в К[ониц], на конечную станцию. В полицейском участке к нам приставляют охрану. Они звонят по телефону в администрацию тюрьмы, перезаряжают автоматы, и мы проходим через городок под названием К[ониц]. На самой окраине возвышается старинная церковь, и перед ее главным входом нас останавливают. В массивной стене церкви открывается маленькая дверь. Мы стоим в просторном зале, отгороженном от внутреннего двора коваными металлическими прутьями, доходящими до самого потолочного свода церкви.
Моя первая мысль: тюрьма. И тут же ее сменяет новая: странно, но тюрьмы почти всегда стоят стена к стене с церквями. Справа и слева полуоткрытые старинные, тяжелые дубовые двери, обитые кованым железом. Вижу и кабинеты, и помещения для охранников, как в казармах. Служащие и милиционеры деловито снуют туда-сюда, но вместо привычного оружия в руках у них тяжелые старинные ключи. Мы внимательно и с любопытством осматриваемся. Поношенные мундиры и фуражки выдают в нас солдат, и нам задают массу вопросов: правда ли, что мы военнопленные, что за преступления мы совершили и сколько лет нам дали. На каждый вопрос, заданный по-польски, я не отвечаю, притворившись, что не понимаю ни слова. Мой товарищ следует моему примеру.
К слову сказать, мы валимся с ног от усталости, но приходится дожидаться начальника, наделенного соответствующими полномочиями, его вызвали из города. Наконец начальник появляется, судя по знакам различия, это поручик. На безупречном немецком он расспрашивает меня — откуда мы, какой суд вынес приговор и так далее.
— Должно быть, произошла ошибка. Но я все выясню — я сейчас же позвоню куда следует.
Он идет к телефону, возвращается, сожалеет о том, что ему придется временно задержать нас и, наконец, отдает охране приказ увести нас. Похоже, он человек воспитанный и беспристрастный и, видимо, совершенно не желает с нами связываться.
Через низкую дверь тюремщик ведет нас во внутренний двор, ко входу в непосредственно тюремное здание. Мы останавливаемся слева от входа, у другого кабинета, перед толстыми прутьями решетки. Моему товарищу тут же велят зайти, а несколько тюремщиков снова пытаются завязать со мной разговор по-польски. И я снова игнорирую их расспросы. На их лицах проступает плохо скрытая ненависть, и они церемониться со мной явно не собираются.
Один из них молнией подбегает ко мне и сбивает у меня с головы фуражку, после чего носком ботинка отшвыривает ее в сторону и приказывает мне, опять же по-польски, поднять ее. Я делаю вид, что «ничего не понимаю», но, стиснув зубы, гляжу на этого «героя». Остальные тоже явно заинтересовались, чем все это кончится, и все время подуськивали его поддать этому сукиному сыну как следует в живот. Я уже грешным делом заволновался, но тут распахнулась дверь и с побагровевшим лицом, спотыкаясь, вышел мой товарищ.
«Начальник» сидел за одним из трех столов с сигаретой во рту, поигрывая дубинкой. Он тут же спросил меня на своем родном языке, почему это я еле переставляю ноги. И ему я заявил по-немецки, что, дескать, польского не знаю.
— Ничего, я за две недели выучу тебя польскому, — бросил он в ответ и, вскочив из-за стола, ткнул меня дубинкой в физиономию. Но размахнуться не успел, потому что я неожиданно спросил его:
— Вы польский офицер?
Он на мгновение замер, пристально меня разглядывая. Похоже, что мой вопрос задел его, потому что ему явно не хотелось терять лицо, и он предпочел обойтись лишь грозным криком.
— Ты военнопленный? Kolera Niemniez — здесь ты заключенный, и если тебе удастся выйти отсюда живым, тогда уж точно станешь королем Англии, это я тебе обещаю. И запомни — это не просто тюрьма, это исправительное учреждение. Ты был офицером?
Не отвечаю.
— Сколько поляков ты убил?
Не отвечаю.
— У нас есть свои приемы, ты заговоришь, проклятый немец. Na zellie (в камеру его). — Другой тюремщик ведет нас к каменной лестнице за решеткой, мы проходим сначала третий, потом четвертый, пятый этажи, а на шестом нас принимает другой «служащий этажа». Сначала он тщательно обыскивает нас. Затем одна из многочисленных дверей открывается и захлопывается за нами. Теперь мы буквально сидим под замком.
Гостеприимным это место явно не назовешь. Начальник заехал моему товарищу в живот и опробовал на его плечах свою дубинку. Меня не покидало чувство, что самое худшее впереди и что все зависит от того, насколько мы сумеем сохранить самообладание. Сколько мы здесь проведем? Год? Три? Здесь, вот в этой камере? Будучи отданными на откуп самодурам, каких мы видели внизу? Нет и нет, такое невозможно. Может быть, это здание, эти камеры — последнее, что мы видим в жизни. Но если даже это так, все равно надо держать себя в руках. Этим субъектам, которые в свое время не могли заработать даже себе на еду, которые готовы были ноги нам целовать за то, что за воровство мы их только журили, которые выклянчивали у нас сезонную работу, — им меня ни за что не сломить. Я перед ними на колени не стану. Я так и заявил своему товарищу, который уже готов был расклеиться.
Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.
Редчайший документ Второй Мировой. Откровения ветерана Панцерваффе. Уникальный фронтовой дневник стрелка бронеавтомобиля Sd.Kfz 222, которые применялись для разведки и боевого охранения в составе передовых отрядов и разведывательных батальонов танковых дивизий. Автор прошел всю войну на Восточном фронте, что называется, «от звонка до звонка» — с 22 июня 1941 года до падения Третьего Рейха. В эту книгу включены его фронтовые записи, относящиеся к первому году Великой Отечественной.
Уникальный фронтовой дневник ветерана танкового корпуса «Великая Германия» (Panzer-Korps «Großdeutschland»). Беспощадная «окопная правда» Восточного фронта. Всю войну немцы использовали это элитное соединение как «пожарную команду», бросая на самые опасные и угрожаемые участки. Украина и Литва, Венгрия, Румыния и Восточная Пруссия — автор прошел через самые жестокие и кровопролитные бои Второй Мировой, о которых рассказал в своей книге.
Война на Восточном фронте глазами немецких разведчиков и танкистов. Продолжение фронтового дневника ветерана Панцерваффе, воевавшего стрелком на бронеавтомобиле Sd.Kfz 231. Великолепно вооруженные, отличавшиеся невероятной проходимостью, эти восьмиосные бронемашины по праву считались лучшими в мире и применялись для разведки и боевого охранения в передовых отрядах танковых дивизий Вермахта и войск СС.«Сегодня снаряд русского орудия влетел прямо через открытый люк водителя внутрь нашей бронемашины. Раздался страшный взрыв.
Впервые на русском языке! Уникальные фронтовые записки офицера парашютно-танковой дивизии «Герман Геринг». Откровения ветерана об ужасах войны на Восточном фронте. Поразительная судьба, достойная авантюрного романа.В начале войны Карлу Кноблауху довелось воевать и в передовом отряде пехотной дивизии, и наблюдателем воздушной разведки, а после тяжелого ранения, полученного в бою с советскими истребителями над Вязьмой, он по выздоровлении был направлен в парашютно-танковую дивизию «Герман Геринг», где всего за несколько месяцев сделал головокружительную карьеру — от командира взвода до командира батальона.