Смертельный ужас (Возмездие) - [21]

Бородач остолбенел, по-видимому, только сейчас осознав, какую глупость едва не совершил. Моряк это заметил и тотчас залился оглушительным хохотом. Даже компаньоны докера стали сдавленно покашливать.

— Рыбьи мозги. Где ты собирался прятаться следующие семь дней? У Христа за пазухой?

— Закрой пасть и отдавай деньги, циклоп!

Последовал удар, и громила кубарем покатился по причалу. Сплюнув кровь на бороду, докер в прыжке выхватил кинжал. Гомес это предвидел, но выпад оказался чересчур быстрым. Зазубренное лезвие рассекло рубаху, на волосок не достав до груди старпома. Товарищи навалились на Марио, общими усилиями погасив клокочущую в нем ярость. Обманутого, избитого, оскорбленного бородача повели на берег, пообещав разобраться позже.

— Мы квиты! — крикнул на прощание Гомес.

Последовал слабый толчок сзади. Изумленный моряк пошатнулся, наблюдая, как в сторону складов, звеня цепями, улепетывает смуглый парень в вязаном жилете. Не успел старпом опомниться, как мимо промчался вооруженный пистолетом мужчина.

* * *

— Ради Бога, не бейте, — пролепетал юноша на общеизвестном в Испании кастильском языке.

Араб лежал на мешках возле склада и прикрывал лицо цепями. Альвар стоял напротив, поглаживая взведенный курок.

— Ради какого Бога? — с угрозой переспросил идальго, убрав за ухо дымчатую прядь растрепавшихся волос.

— Ради Иисуса Христа… Не бейте…

— Амин, кажется, так тебя зовут? Это твой второй побег за последние сутки. Сказать по чести, мне бы следовало тебя выпороть.

— Простите, простите, ваша светлость.

Альвар замахнулся и ударил юношу по вполне милому для бандита лицу. Парень сжался в комочек и заплакал громче.

— Я не светлость. Обращайся ко мне сеньор Диас. Тебе ясно?

— Да, сеньор Диас. Обещаю, сеньор Диас, что больше не убегу.

— Куда ты собрался бежать? В море? Следующую неделю корабль станет твоим домом, — напомнил Альвар, замахнувшись еще раз, но только чтобы испугать парня. — Я рад, что ты заговорил. Может, расскажешь, зачем вы убили так много людей? Вы ничего не крали, даже еду. Просто резали всех подряд.

— Я никого не убивал. Это все Бомбаст. Ему нужна была кровь по закону возмездия, за чужое преступление. Я не виноват. Я несу этот крест не по своей воле.

Альвар схватил парня за край жилета и рывком подтянул к себе.

— Что за ерунда? Не богохульствуй, мориск! Я задал простой вопрос. Отвечай!

— Я должен быть с ним до конца, — прошептал тот, устремив на идальго карие глаза, полные бесконечного отчаяния.

— Зачем? Почему ты не оставил его после первого убийства? Почему не сообщил властям?

Смуглое лицо юноши внезапно побледнело. Он весь затрясся, словно вспомнил нечто невыносимо страшное и разревелся с новой силой.

— Первое убийство… Первое… Нет, не напоминай! Я не хочу тебя слышать, — взвизгнул парень, уставившись в сторону моря.

— Ну все. Довольно.

— Оно первое! Я надеялся, что все получится, — мориск потянулся к поясу идальго, и Альвару ничего не оставалось, как снова его ударить.

Рухнув на мешки, Амин опустил голову на грудь и стал часто ею встряхивать. Такие приступы случались с ним регулярно, и могли продолжаться несколько часов. Альвар и раньше видел нечто подобное. Скорее всего, в тюрьме парня часто били по голове. Не удивительно, что он стал разговаривать сам с собой.

Страдальчески вздохнув, идальго взвалил доходягу на плечи и понес обратно на корабль. В глубине души зарождалось паршивое чувство, как когда-то перед отплытием в Новый Свет. Чутье подсказывало, что скучать во время плавания ему не придется.

* * *

Поднявшись вместе с другом на полубак, Франко забрался на планширь и, ухватившись за линь, стал махать рукой всем людям в порту. Николас встал рядом, облокотившись на фальшборт. Настроение у него было так себе. Деньги забрал моряк. В мешке Франко лежал недоеденный ломоть хлеба и пеньковый канат с крюком, на котором можно разве что повеситься. Старая одежонка и длинные языки, — вот все чем они располагали.

— Теперь у нас стало на одного врага больше, — заключил Николас, наблюдая, как люди на соседнем причале с помощью блока спускают мешки в баркас.

— Ты что их считаешь?

— Я в отличие от тебя умею. Когда каждый реал на счету поневоле научишься.

— Ты все время умничаешь. Если бы я с рождения жил самостоятельно, тоже научился бы.

— Умничать или считать? Ничего. У тебя еще вся жизнь впереди, — ответствовал Николас тоном взрослого человека. Если к шестнадцати годам ты видел больше чем к тридцати, поневоле начинаешь смотреть на мир со слезами.

Его семья жила в Кадисе. Мать умерла при родах. Отец был рыбаком. Николасу исполнилось пятнадцать, когда тот ушел в море и не вернулся. Местный священник сказал, что воды поглотили его в уплату долга. Вполне закономерный исход для того, кто всю жизнь ловил рыбу. Некоторое время Николас служил обнищавшему идальго в Хересе, но кроме подзатыльников ничего от него не получал. Через месяц голод и нищета вынудили его бежать. На просторах андалусского тракта он повстречал группу бродяг, вместе с которыми целый год познавал тяготы и очарования жизни пикаро.

В лесах под Валенсией их братии пришел конец. Почти всех нищих перебили разбойники, остальные разбежались кто куда. Николас спрятался на территории большой асьенды, где познакомился с одиноким забитым пареньком. Франко с ранних лет работал на виноградниках принадлежавших местному кабальеро и в силу узаконенного в королевстве феодального строя фактически являлся его рабом. Неделю он носил новому другу еду, а потом они часами мечтали о свободе. Вскоре убежище Николаса обнаружил сын хозяина асьенды. Богатенький отпрыск, как и подобает человеку его положения, разрушил землянку, в которой жил Николас, и отхлестал Франко веткой по щекам, после чего рухнул в яму, сраженный метко пущенным камнем. Николас не знал, убил он его или нет. Кончилось все тем, что они забросали тело мерзавца ветками и бежали в город.