Смертельный рейс - [8]

– Такое мероприятие скрытно не проведешь, – кивнул Шелестов. – Северная магистраль активно бомбится и торпедируется немцами. Южная, несмотря на то что Иран перестал быть профашистским, является очень длинной. Да и там тоже не все спокойно. А тут весь маршрут по родной земле. Заманчиво!

– Вот именно! – резко бросил Берия. – Вражеская разведка дорого даст за информацию по Алсибу и за возможность сорвать поставки через Сибирь. Разумеется, там активно будет работать и особый отдел 1-й перегонной авиадивизии, и местные территориальные органы НКВД. Но нам нужны там свои оперативные силы, свои незашоренные глаза.

– Ваша задача на месте – вскрыть вражескую резидентуру, – спокойно продолжил Платов, – пресечь работу вражеской разведки на линии. Сроки весьма сжатые, перегоны уже начались, и мы уже теряем самолеты и экипажи. Особенность вашего нового задания в том, что ваш противник не только и не столько немецкая разведка, сколько гитлеровские пособники из эмигрантов.

– Русский общевоинский союз? – сразу насторожился Шелестов.

– Возможно, – кивнул Платов. – Япония тоже заинтересована, хотя активной враждебности не проявляет. Провокации на границах минимальные и носят скорее психологический характер. А вот использовать чужие руки для «загребания жара», как говорится, – прием удобный.

– Значит, еще и Российский фашистский союз?

– Лидер русских фашистов Родзаевский – не военный, – ответил Берия. – Он теоретик и фантазер, но в 1936 году несколько групп все же пытались проникнуть с территории Китая с целью проведения диверсий. Все они были ликвидированы нашими пограничниками. Японцы активно помогали и помогают Родзаевскому, но не поощряют военные акции. Побаиваются развязывания конфликта раньше времени.

– Его штаб базируется все там же, в Харбине?

– Да, в Харбине и в Маньчжоу-го[1], – подтвердил Платов. – Возможно, вы столкнетесь там и с выкормышами Родзаевского, но его активность в настоящее время лишь на бумаге и на словах. Мы оценивали его силы. Заявленная перед японцами двадцатитысячная организация на деле, как мы полагаем, насчитывает не более четырех тысяч сторонников. Активных, прежде всего.

– Значит, – кивнул Шелестов, – в любом случае это русская колония в Маньчжурии. Расходный материал из числа эмигрантов. Из тех, кто еще остался озлобленным на Советский Союз. Ясно.

– Ты вот что усвой, Шелестов, – строго приказал Берия. – Свой враг, он во много раз страшнее и кровожаднее, чем чужой. Чужой идет твое забрать, он сразу рот раззявил, а эти считают, что идут возвращать свое, то, что ты у них когда-то отнял. Правыми они себя считают, вот что страшно.

– Я понял, товарищ нарком, – сухо кивнул Шелестов.

Сейчас его больно кольнуло в сердце сравнение, которое неожиданно показалось ему подходящим. Враги считают себя вправе возвращать свое. Что бы ни говорили, а они считают себя правыми и отстаивают это. Вот и я, вот и мои ребята – так же. И каждый за свою правоту умереть готов. Только разница есть, и весьма существенная. Наша правота разрешает нам идти с открытым лицом и доказывать свою правоту, а они лезут тихо, крадутся и бьют ножом в спину. Да еще тогда, когда твоя Родина в опасности. Они ведь считают эту землю своей Родиной. Так что же они идут ее освобождать с вурдалаками и убийцами, что же они смотрят спокойно, как гитлеровцы убивают женщин и детей, жгут города? Города твоей Родины! Твою землю жгут!

Охотники шли с самого рассвета, а шаг старика Тулуя, идущего первым, не становился короче, не чувствовалось, что он устал. Октябрьское солнце висело в холодной дымке над тайгой и равнодушно смотрело на бессмысленно копошащихся внизу людей. И от этого холодного взгляда светила на душе становилось тоже холодно и тревожно. Может быть, порадовал бы первый снег, но снегопады в этом году тоже задерживались. Это было и хорошо, и плохо. Плохо для земли, для растений, для грызунов, которые уже должны были спать в своих теплых норах под снегом. Но было хорошо для охотников, которым легче ходить по твердой земле, а не передвигаться на лыжах по глубоким сугробам.

Охотники обогнули большую сопку. Скоро начнутся оленьи места – редколесье и распадки, где животным еще можно найти подножный корм.

Тулуй резко остановился и поднял голову.

– Ах, как нехорошо. Какая беда. Я говорю: незачем человеку иметь крылья, незачем лететь к солнцу. Ноги даны ему, ногами ходить должен.

Алгыр подошел и остановился рядом с другом. На склоне сопки, разметав деревья и развалившись на части, висел на покореженных стволах серебристый самолет. Да, вот и новый повод поворчать старому другу. Некрасиво, когда человек вот так уродует природу. Но человек – владыка ее, и иногда, как большое неразумное дитя, он совершает ошибки. Иногда просто нельзя иначе, ведь мы рубим деревья, когда нам нужен дом, когда нужен огонь. И так бывает, что человек попадает в беду и гибнет. Человек смертен, так устроен мир.

– Никому не ведома наша судьба. Не нами она пишется, – укоризненно изрек Тулуй, подняв руку.

– Спорить о судьбе можно всю жизнь, но так и не постичь истину, – вздохнул Алгыр. – Но есть истины, которые нет нужды постигать. Они даны нам предками. Негоже, когда тело умершего терзают хищники. Тело должно обрести покой.