Смертельный гамбит - [4]

Добежав до последнего ряда поддонов с грузом, они остановились и внимательно посмотрели по сторонам на тот случай, если у андроида был напарник.

— Чисто, — прошептал Элдин и бросился к единственной двери, ведущей наружу.

Взявшись за ручку, он широко распахнул дверь и увидел перед собой стюарда, намекавшего на контрабандное вино.

Стюард с улыбкой взглянул на них. Элдин сразу же все понял.

— Это ловушка! — воскликнул Элдин и отпрянул назад, но наткнулся на Ярослава.

Друзья рухнули на палубу. Шагнув через дверной проем, ксарн встал над ними и извлек из складок туники «Эрик-15», оружие, способное пробить дыру в борту звездолета.

— Небольшой подарок от ваших старых друзей, — прошептал ксарн со зловещей улыбкой. — Они сожалеют только о том, что не могут увидеть это своими глазами. А теперь время спать.

Ксарн направил пистолет в грудь Элдина и нажал курок.

— Брат Корбин, пора подниматься.

— Во-первых, я тебе не брат, а во-вторых, у меня еще нет желания вставать.

Бескровные губы Надзирателя изогнулись в снисходительной улыбке, он медленно вплыл в комнату, волоча за собой полы длинного одеяния, и навис над постелью Корбина.

— Ах, брат Корбин, мы все братья по духу. До рассвета остался один час, пора начинать новый день.

— Послушай, Лоса, или Лойса, или как тебя там! Ты разговариваешь с Корбином Габлоной. Я сыт по горло вашими проповедями и наставлениями и больше не намерен вам подчиняться.

— Как тебе будет угодно, — прошептал Лоса.

На его лице застыла обычная для Надзирателей ханжеская улыбка. Тысячи микроскопических иголок вонзились в тело Корбина.

— Ублюдки! Если бы не этот смирительный костюм, я давно бы свернул твою тощую шею!

Громко ругаясь, Корбин продолжал демонстрировать свое неповиновение. Лоса предостерегающе поднял палец, словно бы укоряя капризного ребенка.

Покалывания были не слишком болезненными — никто не смог бы обвинить Надзирателей в том, что они применяют жестокие пытки, но ощущение было таким же неприятным, как если бы десять тысяч голодных москитов одновременно впились в тело.

Продолжая сыпать проклятиями, Корбин вцепился в смирительный костюм, прилепившийся к нему словно вторая кожа. Он даже был окрашен в цвет плоти и повторял каждый изгиб и складку его трехсотфунтового тела. Он продолжал терпеть, хотя так же, как и Лоса, прекрасно понимал, что его сопротивление не продлится долго. Иногда ему удавалось продержаться две или даже три минуты, хотя какой в этом толк, подумал он, в то же время сознавая, что каждая его уступка является еще одной маленькой победой Надзирателей.

— Ну ладно, ладно! — воскликнул Корбин, и сводящие с ума покалывания тут же прекратились. — Черт возьми, как бы я хотел…

Поднятый палец Лосы остановил Корбина на середине фразы.

— Не надо горячиться, дорогой брат. Когда-нибудь ты поблагодаришь меня, что я наставил тебя на путь, ведущий к всеобщему братству. Мы, Надзиратели, желаем только, чтобы все кили в мире и согласии. Мы не приемлем насилия и хотим, чтобы вы заняли такую же позицию. Ты сам понимаешь, что наш либеральный миролюбивый подход во всем превосходит ваши варварские методы выяснения отношений. Не правда ли, брат?

Корбин криво усмехнулся:

— Ну да, конечно.

— Брат, — добавил Лоса с застывшей на лице улыбкой.

— Брат, — неохотно пробормотал Корбин и выбрался из постели, чтобы встретить восемьдесят седьмой день курса нравственной переориентации. Всего лишь восемьдесят седьмой! А ведь еще две тысячи девятьсот тринадцать дней он проведет здесь в том случае, если ему не сократят срок за примерное поведение.

Через несколько минут они вышли в главный коридор. С поникшими плечами Корбин следовал за плывущим впереди Надзирателем.

По крайней мере, они еще не проникли в его мысли, но он знал, что это всего лишь вопрос времени. Приблизительно в течение года они будут разрыхлять ему мозги и, когда условия станут подходящими, проникнут в нейросистему и возьмутся за него изнутри. Корбину не хотелось думать о том, что до сих пор еще никому не удавалось побить этих ублюдков в их игре. Всякий, кто покидал подобный центр, пройдя курс переориентации первой категории, представлял из себя полного идиота, которого постоянно терзали различные сомнения вроде того, имеет ли он моральное право есть салат, поскольку если растение способно чувствовать, то ему могло не понравиться, что его кто-то разрывает на части.

Проклятье! Он сам угодил в их ловушку. Надзиратели строго придерживались буквы закона, и Корбин надеялся, что его адвокаты еще долго будут мурыжить их в залах суда, прежде чем дело дойдет до слушания. Ему останется, только залечь на дно, чтобы они не могли схватить его, сославшись на право предварительного заключения возможного преступника.

Когда он развлекался на увеселительном звездолете, дрейфующем в Малом Магеллановом Облаке, кто-то на него настучал. Около полудюжины кораблей Надзирателей перекрыли все пути к отступлению, и не прошло и часа, как на Корбине оказался смирительный костюм.

— О чем ты задумался, брат? — поинтересовался Лоса, бросив взгляд через плечо и остановив на Корбине свои фасеточные глаза.

— Если я тебе отвечу, ты снова пропустишь через меня электрический разряд, — пробурчал Корбин.