Смертельные связи: Возвышение Бестера - [24]

Он мотнул головой и встал. Это было глупо. И он понятия не имел, как долго был не в себе. Вероятно, секунды, но – он посмотрел на свои часы, затем вспомнил, что до сих пор на них не смотрел, так что все-таки не знает, сколько прошло времени.

Он затравленно огляделся, думая, что же делать. У него было два пути: спуститься по эскалатору в метро, либо выйти наверх на улицу. Если он выберет ошибочное направление, то наверняка потеряет всякий шанс, который у него оставался найти Лару Бразг.

Он взглянул на поток людей, утекающий в пучину городской подземки, и содрогнулся. Он не смог бы пойти этим путем, не сейчас.

Он вышел со станции на Рю де Лион, узкую, суетливую, мощеную булыжником улицу, окруженную грязными серыми зданиями, которые выглядели так, будто им давно следовало развалиться. Только что прошел дождь, и специфическое зловоние смешивалось с острым запахом мокрого камня, смрад, слагающийся из тысячи смрадов, как будто каким-то невозможным образом город помнил открытые клоаки, горящие керосин и бензин, серу древнего огнестрельного оружия – всякий химикат, который когда-либо тек или распылялся в нем от начала времен.

Это было еще одно чуждое место, намного более угрожающее, чем сельская местность – и притом как-то более возбуждающее.

Более увлекательным было все же то, что он заметил Лару Бразг, исчезающую за поворотом. На сей раз, более подготовленный, он навел на нее компактный, туннелеобразный щуп и поймал снимок ее сознания, такой же индивидуальный, как отпечаток пальца, или, быть может, уместнее, как запах для ищейки. Он хотел бы отважиться на легкое сканирование, чтобы, может быть, узнать, куда она направляется, на случай, если он снова ее потеряет, но не смог. Тэп со способностями Бразг не заметил бы его слежки, но нечто более явное могло посеять тревогу в ее голове.

Эл спешил по улице, снова на охоте. Он шел по ее следу, пересек глубоко вырытый канал по железному пешему мостику. К его изумлению, канал исчез в сводчатом туннеле недалеко по правую руку, убегающем под широкую площадь. Изумрудная прогулочная лодка, украшенная позолоченными лилиями, как раз проплывала под аркой. Он глазел туда мгновение, но не почувствовал, чтобы Бразг пошла туда, ни на лодку, ни на узкую пешеходную дорожку, примыкающую к воде.

Он огляделся на уличные знаки и понял, с удивлением туриста, который натолкнулся на место, о котором слышал, что это была Площадь Бастилии, где когда-то стояла самая знаменитая тюрьма города. Теперь ее не было, над сквером ныне доминировала неясно вырисовывающаяся Опера Бастилии, сама примерно трехсотлетняя. Площадь, кажется, была построена над каналом.

Там, где когда-то чахли узники французских королей, продавцы торговали вразнос безделушками и сувенирами, а броские лавочки и кафе смотрели на Июльскую Колонну с ее позолоченной статуей Свободы. Маленькая группа центавриан-туристов, одетых в безупречные и богато украшенные наряды, сопровождаемых кем-то, выглядевшим как гвардеец в доспехах и с мечом, пролагала себе путь мимо лавочек. Трудно было не отвлечься на них – он до сих пор не видывал инопланетян вживую – но он пытался удержать свой разум на поставленной задаче. Тем не менее, Беглянка снова исчезла из виду.

Но не из разума. Она была где-то тут – он ее чувствовал.

Он постоял некоторое время, пытаясь отсеять ее от цветастой толпы туристов и торговцев. В этот раз Эл лучше справился с гомоном – людей было поменьше, но, что еще важнее, он быстро адаптировался к новым условиям. Он уловил кошачьи мыслишки карманника, движущегося к ничего не подозревающим жертвам; страсть двух юных любовников; ненависть старой женщины к сезону отпусков и стаям саранчи-остолопов, которых он принес. Слегка странное ощущение сознаний центавриан, их забавное презрение почти ко всему, что они видели. Он все еще не мог засечь Бразг. Она все же была, как в коконе, вероятно, в одном из зданий.

А он, должно быть, вызывает некоторые подозрения, догадался он, стоя открыто и вот так глазея.

Он обошел сквер по краю и там, где сильнее почувствовал ее, сел в маленьком уличном кафе. Он пытался придать себе расслабленный вид, чтобы его мимика и язык тела не выдавали его намерений.

Он чуть из кожи не выскочил, когда журчащий мужской голос сказал: "Что желаете?" вблизи его уха. Это был французский, более жесткий, нежели мягкий швейцарский диалект, но все же прекрасно понятный.

– Чашку кофе, пожалуйста, – сказал Эл на том же языке. – А что у вас еще есть?

– Ась? – сказал официант.

– Чашку кофе, повторил Эл, – и я хотел бы посмотреть меню.

– Мне жаль, сэр, – сказал официант, – я не говорю по-немецки или на каком там. Я говорю только по-французски.

Эл нахмурился. Запах Бразг теперь держался у него в уме прочно, как маяк, и это пока никуда не уйдет. Он мог уделить минуту и коснуться мыслей официанта. А официант лгал.

– Вы поняли меня очень хорошо, – сказал Эл. – Если вы не хотите обслуживать меня, отлично, но я собираюсь сидеть здесь, тем не менее. Играйте в свои игры с туристами – не со мной.

Губы официанта крепко сжались, а затем он по-галльски передернул плечами.