Смертельные связи: Возвышение Бестера - [23]

Ноги у него ослабли, так что он сел на один из маленьких стульев. Ему придется остаться тут, с Хетчем, пока они не прибудут в Париж, это совершенно ясно. Если он покинет купе, кто-нибудь найдет копа, и тогда они найдут его. Вопреки кое-каким фильмам, демонстрировавшим обратное, он не думал, что можно успешно спрятаться в поезде.

К Элу начали возвращаться силы и вся его уверенность. Новый обыск Хетча дал мобильный телефон и девятимиллиметровый короткоствольный Dayak. Теперь у него были пистолет и шокер, и он удостоверился, что может справиться с тренированным охранником без применения какого-либо оружия вообще.

И с Беглянкой он тоже сможет справиться.

Почти незаметное торможение – и информационная строка на стене – предупредили его, что следующая остановка – Париж. Он засунул пистолет за пояс штанов, обернул шокер вчерашней "Вселенной сегодня", сделал глубокий вдох и направился к двери.

Перед тем, как открыть ее, он помедлил, глядя вниз на Хетча. Он присел возле него, раздумывая, сможет ли внедрить запрет, чтобы полицейский не рассказывал о нем. Возможно, но может и нет. В любом случае, это завело бы его слишком далеко. Он и так попал в достаточный переплет. Но впечатление может быть так же сильно, как реальность, не так ли?

– Я внедрил в твое сознание запрет, – сказал он Хетчу. – Ты не почувствуешь его и не узнаешь, что он там – пока не попытаешься рассказать обо мне или об этом происшествии. Если ты вделаешь это, то всякий раз, как ты станешь закрывать глаза, ты будешь видеть отвратительные, навязчивые кошмары. Это будет неприятно.

Затем он лишь чуть-чуть попробовал, проник своими ментальными пальцами в контуры сознания Хетча – достаточно, чтобы коп мог ощутить его. Чуть не забыв, он снова коснулся его шокером. Это заставит его замолчать по крайней мере еще на несколько минут.

Он открыл дверь, не увидел и не почувствовал никого в коридоре. Вышел и затворил за собой дверь. Затем, выпрямившись, он пошел обратно тем же путем, откуда пришел, пытаясь выглядеть уверенно. "Веди себя, как ни в чем не бывало, и люди решат, что так и есть", говаривал ему учитель Диболд.

Снаружи город набросился путаницей индустриального района со зданиями как гигантские трубы и грандиозные ржавые машины – и мельканием силуэтов в небе тут и там. Он пошел туда, где видел Бразг, и его сердце упало.

Ее нигде не было видно.

Глава 4

Мгновение он стоял неподвижно. Ее как-то предупредили? Она могла засечь его в тот момент, когда он проходил мимо нее в поезде, сошла пятью остановками раньше, пока он прятался в купе Хетча.

Дела вдруг повернулись совсем не так многообещающе, как были. Он напал на полицейского в поезде, а предъявить в ответ на это ему нечего. Как только Хетч сообразит, что Бразг пропала, – а его связь с ней была так же недоказуема, как его нападение на Эла – он выдвинет обвинения без вреда для себя. Сканирование не являлось доказательством в суде, так что это будут лишь слова Эла против его слов. Любое жюри присяжных предпочтет простеца – тэпам вообще не позволено служить юристами.

Облегчение было почти головокружительным, когда он осознал, что Бразг покинула свое место лишь для того, чтобы присоединиться к толпе, нетерпеливо ожидающей высадки.

"Чтоб тебя", подумал он, выдохнув впервые за несколько минут. И последовал за нею из поезда в хаос, которого он себе даже в диких снах не мог вообразить.

Эл, конечно, читал о Париже, городе света. Он представлял себе его как место древней, сверхъестественной красоты, вроде волшебной страны художников в беретах и мыслителей, греющихся праздно и задумчиво в ласковой славе прошлого. Ночью он, должно быть, делался городом звезд, созвездий, принесенных на Землю. Такое он представлял себе в воображении. Не то он увидел.

Лионский вокзал был строгим просторным зданием, восстановленным некогда после последней Мировой Войны, в которой он – как и большая часть города – был взорван террористами. Первое впечатление Эла было словно от длинной духовки, полной крыс, только начинающей разогреваться. Грызуны, инстинктивно начинающие понимать свою участь, корчились, извивались, требовали выпустить их на волю. Вот только их тупые маленькие крысиные мозги не знали, где "выход", так что они просто сбивались в пихающуюся массу.

Он никогда до сих пор не сталкивался с пихающимися массами – ни в Тэптауне, ни в Женеве. Он в секунду потерял Бразг из виду, поймал мельком ее быстрое движение, потерял ее снова. Она торопилась. Эл заметил ее походку, попытки просочиться сквозь толпу. Он приоткрыл свои блоки, чтобы поймать телепатический след Бразг.

Как будто тысяча человек все вместе закричали ему что-то важное. Он задохнулся, невольно прижимая руки к голове, голове, которая раздулась как пузырь, и натягивалась все туже, туже. Толпа распалась на ряд стоп-кадров, все разные, тысяча движений между ними выпали. Ментальный рев то усиливался, то ослабевал, как будто он был радио с плохим приемом.

Затем он сумел выключить их все и понял, что упал на колени. Люди смотрели на него с выражениями от нейтрального до раздраженного, обходя его кругом.