Смертельные ловушки: Выживание американской бронетанковой дивизии во Второй мировой войне - [81]

Помимо этого, у меня накопилась целая груда награбленного добра: немецкие фотоаппараты, пистолеты, бинокли и прочая подвернувшаяся по пути мелочь (технически все эти предметы подпадали под определение военной контрабанды и тем самым переходили в наши руки совершенно законно). Мы постоянно обменивались трофеями с товарищами по оружию, пополняя наши запасы.

Мы ехали, а снег продолжал валить. На узком проселке мы натолкнулись на снежный нанос в метр глубиной. Рэйфорд решил, что мы через него проедем, и двинул машину вперед на первой передаче. Но перед капотом машины постепенно нарастал снежный клин, и вскоре передние колеса оторвались от земли, так что джип не мог двинуться ни вперед, ни назад. Мы все еще пытались его откопать, пока мимо по главной дороге не проехала командирская разведывательная машина с лебедкой, которую мы и тормознули. Один оборот лебедки — и мы были свободны. Я заметил водителю, что этот случай должен стать для нас уроком; если бы это случилось, когда мы следовали за боевыми частями, у нас возникли бы крупные неприятности.

Более роскошных квартир, чем в бельгийском шато около Пэра, куда въехал штаб ремонтного батальона, у нас до сих пор не бывало. В тот период Арденнской кампании, когда ситуация несколько стабилизировалась, мы обычно занимали половину дома, оставляя хозяевам-бельгийцам другую половину. Это позволяло нам дать крышу над головами своим солдатам, не обделяя при этом местных жителей. Бельгийцы обычно понимали наши нужды и встречали нас с распростертыми объятиями. Они осознавали, что мы сражаемся за них и что если бы наше место заняли немецкие войска, то они, скорей всего, вышвырнули бы жителей на мороз. Даже на передовой боевые части по возможности сосредотачивались вокруг деревушек, чтобы как можно больше бойцов могло держаться в тепле. Те же, кому приходилось терпеть морозы в окопах на передовой, невыносимо страдали. В начале Арденнской кампании солдаты носили башмаки с толстой подошвой из кожи и резины, верхом из необработанной кожи и мягким кожаным голенищем на застежках, доходившим до середины голени. Для нормальных условий такие башмаки, надетые поверх одной-двух пар толстых хлопчатобумажных носков, вполне годились, но для солдата, мерзнущего в окопе на передовой, они не подходили совершенно. Когда слякоть попеременно сменялась то дождем, то снегом, в окопах постоянно стояла вода. Когда помногу часов подряд стоишь по щиколотку в воде, не имея возможности размять ноги, возникают серьезные проблемы с кровообращением в стопах и голенях. Намокшие ступни начинают опухать, и страдающий от мучительной боли солдат выбывает из строя. Такое состояние называют «траншейной стопой», и войска потеряли от этой причины немало людей. В некоторых случаях тяжелейшие отеки переходили в гангрену, и бойцы теряли пальцы, а то и обе стопы.

Поначалу армия была совершенно не подготовлена к подобной ситуации. Лишь к самому концу кампании в Арденнах мы получили сапоги, которые были гораздо лучше. Сапоги имели тяжелую резиновую подошву с бортиками, наподобие галоши, с теплой войлочной стелькой и высоким кожаным голенищем, доходящим до середины голени. Такие сапоги были совершенно водонепроницаемы снизу. Если носить поверх двух пар носков сапог достаточно большого размера, чтобы нога двигалась свободно, о «траншейной стопе» можно было забыть. Немцы пользовались сапогами похожего вида, разработанными согласно опыту, приобретенному на русском фронте.

Однажды ночью в Пэре я раздевался, готовясь ко сну. Я снял мундир, рубашку, брюки, башмаки — осталось только исподнее и носки. Носков я не снимал, если только не было возможности их сменить, а происходило это нечасто, поскольку новые носки удавалось добыть редко. После долгого дня на морозе ноги у меня немели, как всегда, но в помещении тепло проникало в тело, и к ступням возвращалась чувствительность. Приходилось растирать ноги, прежде чем забираться в спальник. Тем вечером я заметил, что ступни, особенно подошвы, ноют непривычно сильно. Сняв носки, я обнаружил на пятках и стопах обеих ног крупные черные пятна. Наутро меня осмотрел батальонный хирург, капитан Майзек, и сообщил, что у меня обморожены ноги и мне следует направиться на лечение в базовый армейский госпиталь. Было похоже на то, что я отморозил пятки, постоянно ставя ноги в башмаках с тонкими подошвами на стальное днище джипа. Я умолил капитана не направлять меня в госпиталь, опасаясь, что меня временно отчислят из штата дивизии и я, скорей всего, уже не вернусь. Чувствовал я себя, как зеркальное отражение Братца Кролика в терновом кусте.

Капитан предложил мне лечиться в полевом лазарете. Он аккуратно срезал скальпелем наружный, ороговевший слой кожи с пятен на обеих ногах. Пятна образовала запекшаяся кровь из разорванных капилляров — она протекла под кожу и замерзла. Должно быть, так природа защищала мои ноги от замерзания. Потом врач обработал раны, наложил пропитанную антисептиком марлю и перебинтовал. Повалявшись в койке следующую пару дней, я встал на ноги и вернулся к своим обязанностям — уже в новых сапогах.