Смертельное бессмертие - [22]

— Господин Сапрыгин, — услышал он голос сына из остановившегося мерседеса, — экипаж подан.

— Это твоя машина? — спросил он, устраиваясь на сиденье.

— Нет, эта машина компании, в которой я работаю и которую представляю в Германии.

— А почему ты в Кёльне?

— Мы связаны с несколькими крупными немецкими компаниями, и, строго говоря, я мог бы быть в любом из крупных городов, в Гамбурге или Мюнхене, например. Но почему-то мой предшественник выбрал Кёльн. Я, признаться, и не знаю почему. Но ничего не имею против. Красивый город на берегу Рейна. Квартира хорошая. К тому же я встретил Ирму именно в Кёльне.

— Это твоя жена?

— Нет. Во всяком случае, пока. Теперь это называется гёрл-френд.

— У вас это серьезно?

— В каком смысле?

— Ну, вы собираетесь пожениться?

— Пока нет.

— Почему?

— Сейчас молодые люди не торопятся под венец. Под венец — это правильно, по-русски?

— Абсолютно. Вообще-то, несмотря на акцент, твой русский, пожалуй, неплох.

— Мама всегда настаивала, чтобы я дома с ней говорил только по-русски и читал по-русски. Ну вот мы и на автобане, который ведет к Кёльну.

Обгоняя их, стремительно проносились мимо другие автомобили. Сын, словно уловив мысль отца, объяснил:

— Я специально еду в самом медленном ряду, потому что слушаю тебя, а при ста пятидесяти — двухстах километрах это не очень безопасно.

Александр Владимирович посмотрел сбоку на сына. Красивый парень, ничего не скажешь. Неужели это его сын? Так похож на Аню. Он глубоко вздохнул. Предстоящий разговор и пугал, и радовал его.

— Миша… — начал он.

— Да, отец.

— Постарайся ответить мне честно, что ты думал обо мне?

— Что значит “думал”? Знал, что у меня есть отец в Москве. Биолог. Что он не поехал с нами в Америку, потому что не хотел начинать жизнь заново в эмиграции. Это всегда нелегкое испытание. Мама мне это много раз повторяла.

— Хочу уточнить: я не хотел ехать в Америку главным образом потому, что считал себя неудачником. И не хотел быть балластом для мамы.

— Прости, отец, но это какой-то очень русский разговор. Прямо по Достоевскому. Я к такому не привык.

— И не нужно привыкать. Просто выслушай меня. Повторяю, я был неудачником. Ты обратил внимание на слово “был”?

— Н-еет. Не понимаю…

— Все очень просто. Сейчас кое-что изменилось.

— Ты получил повышение? Поздравляю. Стал профессором?

— Профессором… тоже мне повышение!

— Тогда что же произошло?

— Тут-то и начинается самое трудное. Мне самому понадобились годы, чтобы осознать масштаб своего открытия. По-моему, я несколько раз писал, что занимаюсь проблемами долголетия.

— Да, помню.

— Так вот, после долгих и совершенно бесплодных поисков три с лишним года назад мне удалось взломать код бессмертия.

— Ты хочешь сказать…

— Именно это я и хочу сказать. Я сделал то, что пока никому не удавалось сделать, если не считать бесчисленных легенд, мифов и сказок об эликсире молодости, напитке богов, философском камне и тому подобное. Три с половиной года назад я нашел код — то есть группу генов. И — самое неожиданное — среди них группу так называемых пустых или молчащих генов, которые программируют среднюю продолжительность жизни любого живого организма, от лабораторной мышки до кита. Я выключил эти гены, которые дают организму команду стареть и умирать, у пятнадцати лабораторных мышек и заодно у себя.

— Ты шутишь?

— Нисколько. Одну я вскрыл. Все ее внутренние органы были, если принять человеческий масштаб продолжительности жизни, органами восемнадцатилетнего юноши.

— О господи, в голове не укладывается! А ты сам?

— Стенокардия практически исчезла. Забыл, что такое одышка… Кто это?

— Кто? — Майкл повернул голову.

Тяжелый большой внедорожник отжимал их к краю автобана, и человек в открытом окне делал знаки повернуть налево на боковую дорогу.

Майкл затормозил и съехал в указанном направлении. Внедорожник резко затормозил, два человека выскочили из него.

— Быстрее садитесь к нам, — крикнул один из них по-русски и, схватив Александра Владимировича за руку, с силой потащил за собой. — Быстрее, быстрее! Машина заминирована!

Его товарищ тащил Майкла, который никак не мог понять, что происходит.

Мимо в шелесте шин стремительным потоком проносились сверкающие лаком машины, и Александр Владимирович отметил, что никто не обращал на них никакого внимания.

— Вы из Интерпола? — вдруг сообразил он. — Рад с вами познакомиться.

Мужчина в черной шапочке, увлекавший его к внедорожнику, искоса бросил непонятный взгляд, словно не хотел, чтобы Александр Владимирович вслух объявлял название организации.

— Миша! — окликнул сына Александр Владимирович, видя, что тот пытается выяснить, откуда взялась бомба в его автомобиле. — Это сотрудники Интерпола. Если они говорят, что для нашей безопасности лучше перебраться в их машину, значит, так оно и есть. Они в этом деле профессионалы.

— Верно говоришь, мужик! — мужчина в черной шапочке фамильярно похлопал Александра Владимировича по плечу. — Слушай отца… Миша! — иронически грубовато закончил он.

Манера говорить у него была такой, что Александр Владимирович поморщился и отметил про себя: “Неужели для работы в Интерполе не могли выбрать более подходящего сотрудника? Неужели до сих пор в органах обращают внимание на социальное происхождение? Как будто рабоче-крестьянская семья представляется им более патриотичной и преданной Родине, чем семья интеллигентов!”