Смертельно прекрасна - [30]

– А что это теперь?

– Это реальность.

– Чушь! Бесы? Вы шутите, – Мэтт нервно потирает переносицу и улыбается. – О чем вы говорите? Что бы ни произошло в подвале, этому есть рациональное объяснение.

– И какое? – спрашиваю я, бессильно опустив плечи. Внутри пусто, холодно. Мне не страшно. Мне больно, и эта боль особенная. Она тянется вдоль всего позвоночника тонкой нитью. Мэттью подходит ближе, словно чувствует, что я вот-вот взорвусь. – Все в этом городке только и делают, что шепчутся за моей спиной, – хриплю я срывающимся голосом. К глазам подступают слезы. – И теперь я знаю, что они правы. Слухи, предрассудки. Все это реально.

– Твоя тетушка больна, Ари! – Мэтт сжимает мои ладони. – Ей нужна помощь врача, а не священника.

– Откуда ты знаешь? Тебя там не было.

– Это ведь очевидно.

– Очевидно, что ты отрицаешь очевидное, – язвит Хэрри и вновь надевает очки. У него трясутся руки, но он с силой прижимает их к коленям. – Ты можешь не верить людям и слухам. Но поверь нам. Зачем Ари врать?

– Люди иногда видят то, чего нет, – не унимается парень. – Они иногда…

– Я – не сумасшедшая, – я пристально смотрю на Мэтта. – Я знаю, что видела. Тетю Норин, которая рычала и царапала пальцами стены. Кровь на ее подбородке, черные вены на лице. Слышала звуки, которые она издавала. Шипение. Рычание… Это не галлюцинации. Это реальность. Вот она. Я говорю правду.

Мэтт выпрямляется и потирает ладонями лицо.

– Позвоню Джил. – Я уже собираюсь вскочить с кровати, но он продолжает: – Скажу, что сегодня не получится встретиться. Поужинаем с ней в следующий раз.

Мэтт выходит из комнаты. Я опускаю взгляд на свои искалеченные руки и зажмуриваюсь. Конец спокойной жизни. Она продлилась целых несколько дней. Теперь я даже не жертва слухов и предубеждений. Теперь я действительно в заднице.

– Ты как?

Смотрю на Хэрри и устало дергаю уголками губ.

– Отлично.

– Ари, это невероятно. Ты ведь понимаешь, что это…

– …невероятно, – повторяю я и поднимаюсь с кровати. Хэйдан выглядит чуть ли не счастливым. Его теория подтвердилась. Что может быть чудесней? Теперь мы точно знаем, что он не сумасшедший. Теперь мы точно знаем, что с ума сошли не мы, а весь мир. Но разве это весело? Разве это интересно? Хэйдан не может скрыть возбуждение, искрящееся в его глазах, словно он раскрыл великую тайну, а я не могу унять дрожь в коленях.

Осматриваюсь и сплетаю на груди руки. Хэйдан обмотал их бинтом. Встречаюсь со своим взглядом в отражении небольшого зеркала и замираю: выгляжу я чудовищно, так, словно меня прокрутили в мясорубке, а потом решили сшить и склеить, и все бы ничего, но даже на лице есть порезы. Порезы от ее ногтей. От ногтей тети Норин.

Черт возьми! Как это возможно? Что с ней? Она ведь… она не сумасшедшая. Она – пример, идеал. Немного замкнутая, но добрая. Она не могла ни с того ни с сего превратиться в страшное животное, в монстра, который пытался меня убить. Она – другая.

Подхожу к столу. Мой взгляд останавливается на рамке с фотографией. На снимке мужчина, женщина и мальчик лет пяти с пышной черной шевелюрой. Это Мэтт. Я узнаю его сразу. С одной стороны наверняка его отец, а с другой…

Мне вновь становится трудно дышать… Закрываю лицо руками и горблюсь, чувствуя себя абсолютно беспомощной. Что со мной творится? Что происходит? Я не хочу во все это верить.

– Ари, что с тобой? – озадачено спрашивает Хэрри. – Все в порядке?

– Нет, Хэрри. Не в порядке.

– Ты чего?

Я киваю на фотографию:

– Я видела эту женщину.

– Какую женщину? Маму Мэтта?

– Сегодня. Я видела ее сегодня на стадионе.

– Не может быть… – Хэйдан нервно усмехается, переводя взгляд то на меня, то на фотографию. – Она умерла пять лет назад.

Горло наливается горечью. Я сглатываю и шепчу:

– Знаю.

Возвращается Мэттью с бордовым кардиганом в руках:

– Держи. На днях забыла Джил.

Я натянуто улыбаюсь. Отлично. Одежда верующей монашки на плечах ведьмы. Так и не поймешь сразу, смеяться мне или плакать. Мэтт глядит на брата и хмурится:

– Все в порядке?

– У меня? Да, конечно. В смысле, все странно. Но в порядке, – парень едва не роняет на пол рамку с фотографией. – Не знаю, как вы, а я хочу есть. Ари, ты хочешь есть? Уверен, что хочешь.

Он вдруг хватает меня за талию и тащит к двери.

– Эй, что ты делаешь?

– Не говори ему… – глухо шепчет Хэрри прямо мне в ухо. – Слышишь? Не говори Мэтту. Не надо.

Ладно, думаю я. Наверное, о маме Мэтта тут не принято упоминать. Понимаю. Старые раны. Решаю подыграть Хэрри:

– Я бы съела целого слона.

– Ну, слона у нас нет. Но есть отменная индейка, которую папа приготовил. Маму к кухне подпускать опасно.

– А сегодня День благодарения?

– Сегодня день благословения.

– И кого будем благословлять?

– Тебя и твое чувство юмора, Хэрри, – ворчит на брата Мэтт, но тот отмахивается.

– Благословим этот день, ведь ты, черт возьми, жива. Верно? Благословим твою тетю Мэри-Линетт, которая вовремя оказалась рядом, и меня, ведь я прирожденный доктор. Так и не скажешь, что всего полчаса назад у тебя на руках не было живого места.

– А ты умеешь разрядить обстановку… – невесело киваю я, спускаясь вслед за парнем по лестнице. Наверняка круто скрывать страх за маской безразличия, улыбаться, делать вид, что все в порядке. Вот только я никак не могу стереть с лица это выражение растерянности. И меня не покидает ощущение, что все происходящее – сон и я крепко сплю в своей постели.