Смертельная белизна - [25]

Закончив приглушенный разговор с единомышленником из «Рабочего союза», Джимми рассеянно откинулся на спинку стула, сложил на груди массивные руки и прислушивался к докладчице не более, чем вся откровенно непоседливая аудитория.

Теперь Страйк отметил, что и сам оказался под наблюдением у неприметного человека, сидящего на ряд впереди. Когда он перехватил его взгляд, тот быстро переключил внимание на распинающуюся Флик. Отметив для себя аккуратную короткую стрижку этого голубоглазого субъекта, чистые джинсы и гладкую футболку, Страйк подумал, что парень излишне тщательно выбрит, но в полиции Большого Лондона, видимо, сочли, что на сходку такой хилой организации, как ОТПОР, нет смысла посылать лучших сотрудников. Конечно, присутствие полицейского в штатском было вполне предсказуемо. Под колпаком, вероятно, оказывалась любая группировка, планирующая сорвать Олимпиаду или помешать ее проведению.

Неподалеку от полицейского в штатском сидел явно образованный молодой азиат без пиджака. Высокий и худой, он неотрывно смотрел на докладчицу и грыз ногти на левой руке. Поймав на себе взгляд Страйка, он встрепенулся и отдернул от губ уже кровоточащий палец.

– Хорошо, – громко сказал председательствующий; публика, заслышав голос власти, слегка подтянулась. – Большое спасибо, Флик.

Джимми Найт поднялся с места и сдержанно зааплодировал, подавая пример аудитории. Флик обошла стол президиума и села на свободный стул между двумя мужчинами.

В своих сильно потертых джинсах и мятой футболке Джимми Найт напомнил Страйку тех, в ком его покойная мать видела потенциальных «возлюбленных». С такими наколками и мускулистыми руками он мог бы сойти за бас-гитариста какой-нибудь грайм-группы или за сексапильного роуди. Страйк заметил, как напрягся затылок невзрачного голубоглазого копа. Тот дожидался выступления Джимми.

– Всем добрый вечер и большое спасибо, что пришли.

Его харизма, как первый такт песни-хита, заполонила все помещение. По этим начальным словам Страйк его раскусил: в армии такой был бы либо примером для всех, либо отвязной скотиной. Говорил Джимми без акцента, как, впрочем, и Флик; Страйк различил лишь едва уловимый сельский говорок.

– Итак, олимпийский молох вторгся в черту Восточного Лондона…

Он обвел горящими глазами свою притихшую аудиторию.

– …где сносит дома, сбивает насмерть велосипедистов, раскурочивает землю, которая принадлежит нам. Точнее, принадлежала. От Лилиан вы уже слышали, что делается со средой обитания животных и насекомых. Я же хочу поговорить с этой трибуны о посягательствах на человеческое сообщество. Власти закатывают в бетон нашу общую землю, а зачем? Разве они строят необходимое нам социальное жилье или больницы? Конечно нет! Нет, мы получаем стадионы стоимостью в миллиарды, витрину капиталистической системы, дамы и господа. Нас призывают восхвалять элитарность, тогда как за ограждениями попираются, рушатся и уничтожаются свободы простых людей. Нас побуждают превозносить Олимпиаду – средства массовой информации правого толка заглатывают и отрыгивают все выпуски глянцевой прессы. Идет фетишизация государственного флага, разжигание в среднем классе исступленного ура-патриотизма! Давайте молиться на наших славных медалистов – сверкающее золото каждому, кто присовокупил к склянке мочи достаточно жирную взятку.

Послышался приглушенный гул одобрения. Несколько человек захлопали.

– Мы должны испытывать трепет по поводу занимающихся спортом школьников, тогда как остальным, то есть всем нам, игровые поля доступны лишь за деньги! Давайте пресмыкаться перед олимпийскими видами спорта! Мы обожествляем выскочек, в которых вкладываются миллионы, потому что те, умея кататься на велосипеде, продают себя в качестве фиговых листков для всех насилующих нашу планету подлецов, которые к тому же уходят от налогов и выстраиваются в очередь, дабы украсить своими именами ограждения, отсекающие трудящихся от их собственной земли!

Аплодисменты, к которым не присоединились ни Страйк, ни пожилая пара рядом с ним, ни азиатского вида молодой человек, относились в равной степени и к словам, и к артистизму оратора. Слегка бандитское, но красивое лицо Джимми горело праведным гневом.

– Видите? – восклицал он, хватая со стоящего за ним стола листок бумаги с коленчатыми цифрами «2012», которые так не нравились Страйку. – Добро пожаловать, друзья мои, на Олимпиаду, предмет вожделения фашиста. Видите ее логотип? Видите? Это же изломанная свастика!

Публика рассмеялась и еще похлопала, заглушая урчание в желудке Страйка. Пока он прикидывал, где поблизости может быть забегаловка с едой навынос и реально ли успеть туда-обратно, седая старушка, которую он встретил при входе, открыла и подперла дверь в холл. Как видно, ОТПОР уже злоупотреблял чужим гостеприимством.

Однако Джимми не умолкал.

– Это так называемое прославление олимпийского духа, честной игры и любительского спорта возводит в норму репрессии и авторитаризм! Проснитесь: Лондон милитаризуют! Британское государство, которое веками отрабатывало тактику колониализма и вторжения, ухватилось за Олимпийские игры как за удобный повод, чтобы развернуть полицию, армию, вертолеты и оружие против рядовых граждан! Тысяча дополнительных систем охранного видеонаблюдения, наспех принятые дополнительные законы – вы думаете, их уберут, когда этот карнавал капитализма переберется в другое место? Присоединяйтесь к нам! – прокричал Джимми, хотя сотрудница культурного центра нервно, но целеустремленно пробиралась вдоль стены к передней части зала. – ОТПОР – это часть широкого всемирного движения за справедливость, которое на репрессии отвечает сопротивлением. У нас общее дело с левыми движениями, борющимися с угнетением по всей столице! Мы выступим с законными акциями и воспользуемся всеми еще разрешенными нам инструментами перед лицом стремительной оккупации города!