Смерть выходит в свет - [45]

Над "очком" я вновь предался размышлениям о старом Дике. Итак, он занимался здесь незаконной разведкой недр. Но где именно? Вероятно, недалеко от хижины. Я решил хорошенько осмотреться тут с утра. Старый хитрец, должно быть, потешался над всеми, сидя на золотой жиле. Ну, может, и не на золотой, но в конечном счете это не имело значения. Ладно, он добывал что-то из недр. А дальше? Тут есть, в чем покопаться, хотя мне платили лишь за то, чтобы я пялился на усадьбу Вудворда, сидя в лодке. Будет, чем заняться долгими зимними вечерами. Какая-то пернатая тварь угодила в луч фонаря и метнулась прочь. Шелест крыльев напоминал шуршание карт в руках шулера.

С моего насеста я видел сквозь дверь ещё одну отраду старого Бернерса. Сбоку от тропы он соорудил сад камней. Это был насыпной курган, беспорядочно поросший давно одичавшими розовыми кустами. Я поводил лучом фонаря из стороны в сторону, заставляя тени причудливо обволакивать камни. За исключением затопленных водой клумб с петуниями, разбитых Джоан Харбисон, я не видел никаких признаков чьих-либо попыток окультурить первозданную красоту здешней природы. Теперь вот - это. Но почему здесь, а не возле хижины? Я почувствовал странный зуд в коленных суставах. Поначалу мне мало что было понятно, но теперь начала выстраиваться единая цепь. Сад камней был не там, где надо, и смотрелся как подделка. Покинув сортир, я отправился туда, чтобы более внимательно изучить его. Разумеется, сад оказался не бутафорским, и розы, и камни были настоящие, только вот откуда они? Это не были округлые голыши с речного дна или из озера. Нет, камни были угловатые, острые, твердые, неправильной формы, светлые или, наоборот, темные на сколах. Что это, копоть? Почему копоть? Я вспомнил о бочонке с порохом в хижине. Проклятье! Наконец-то до меня дошло. Это был отвал шахты Бернерса.

Вооружившись топором, я принялся преображать лик планеты. Закопченных камней было немало. В одном месте, возле сужения склона, я отыскал присыпанный землей лист фанеры, а под ним - маленький компрессор и бочонок с топливом. Шланги компрессора уходили под землю, в сторону сортира. Положив фонарик, я принялся ощупью искать их. Мне почти удалось найти место, к которому ведут шланги, когда я вдруг услышал шум старого насоса. Потом за спиной хрустнула ветка, но я был слишком увлечен и не обратил на это внимания. Надо было схватить топор и быстро развернуться, однако я этого не сделал, а мгновение спустя было уже поздно. Я лишь успел заметить, как луч фонаря сместился. Теперь он падал на меня сверху. А потом спереди, снизу и даже изнутри. Взрыв, вспышка, в центре которой вдруг разверзся черный провал. Он делался все шире и вскоре поглотил меня с потрохами. Боли я не почувствовал, просто услышал позади какое-то щебетание, а потом года два вообще ничего не слышал.

15.

Все мои последующие ощущения смешались в кучу и не отличались четкостью: черные пятна в светлых ореолах, красные и желтые полосы, как в комиксах, словечки вроде "Уф" и "Бах", выведенные по трафарету и подретушированные, чтобы создать впечатление, будто буквы высечены в камне. Моя щека лежала на чем-то шершавом, в рот набилась земля. Теперь голова разболелась по-настоящему. Издалека доносился глухой плеск весел. Я не размыкал веки, хотя было темно. Под щекой плескалась вода, воняло просмоленной пенькой.

Весла угомонились, и чья-то рука схватила меня за лодыжку. Вокруг ноги обмотали веревку. Я слишком туго соображал и даже не понял, какая это нога, правая или левая. Прежде чем до меня дошло, с какой целью полубесчувственного человека везут на лодочную прогулку, чьи-то вонючие ручищи подхватили меня и, перевалив через борт, бросили в озеро.

Ледяная вода мигом заставила меня забыть о головной боли, а веревка натянулась и увлекла меня ко дну. Я машинально принялся загребать воду руками, но тут заболели уши, и стало ясно, что все мои усилия ни к чему не приводят. Эта новая боль отодвинула на задний план все прочие хворобы и безраздельно взяла меня в оборот. Где-то был нож. Я вспомнил о нем, как вспоминают давнишний подарок ко дню рождения. Засунуть руку в мокрый карман оказалось нелегко, но нож я нащупал. Глаза мои теперь были открыты, но я все равно ничего не видел, поэтому представил себе крошечный ножичек с белым крестиком на красной рукоятке. Попытавшись открыть нож зубами, я едва не выронил его, но в конце-концов все-таки раскрыл. Первая попытка перерезать веревку привела лишь к тому, что я уколол себя в ногу, и её пронзила боль. Тогда я попытался дотянуться до дальнего конца веревки, к которому было привязано грузило. Теперь я чувствовал давление воды веками, а уши буквально разрывались. Внезапно тяга исчезла, и я задрыгал ногами, выбираясь на поверхность. Легкие едва не лопнули, грудь сдавила ужасная боль.

Я вылетел на поверхность, будто поплавок, почти без всплеска, и громко втянул в легкие благословенный воздух. Готов спорить, что при этом кроны всех деревьев на берегу склонились в мою сторону. Малость переведя дух, я прислушался. Скрип уключин затихал по мере удаления лодки. Поначалу я не мог разглядеть её, но потом увидел. Сидевший на веслах человек перестал грести и направил в мою сторону луч фонаря. Я нырнул и держал голову под водой, пока луч не миновал меня. Отплыв ярдов на десять, я вынырнул. Корма лодки была футах в пятидесяти. Снова донесся скрип уключин. Контуры гребца были похожи на размытое пятно. Я лег на воду и провожал глазами удалявшуюся лодку, которая делалась все меньше. Чтобы не потерять нож, я сложил его и сунул в карман. Полоска берега темнела между небом и водой. Ночь была безлунная, а звезды заволокло облаками. Плеск воды под веслами эхом ходил по озеру; лодка приближалась к берегу, но к какому? Отсюда озеро казалось круглым, и создавалось впечатление, что все берега одинаково далеко.