Смерть волкам - [21]

— Всё со мной нормально. Просто голова закружилась. Пойду постою на воздухе.

— Да? — спросила Веглао. — Ну… ну ладно, иди.

— Ты очень хорошо танцуешь, — сказал ей Тальнар. Она выпрямилась от этих слов, и её лицо снова стало одновременно гордым и растерянно-счастливым.

— Спасибо! — прошептала она так, что сразу становилось понятно, что благодарит она его не за эту вымученную похвалу. Он ещё раз улыбнулся ей улыбкой мёртвого парня, чьё растерзанное когтями оборотня тело разлагается в утыканной камнями котловине, а потом поспешил к выходу, расталкивая людей, и вырвался в ночь.

Воздух был восхитителен. Прохладный, тугой, мягкий, он пах свежестью и лесом. Ноздри Тальнара подрагивали; он ждал других запахов, он хотел чуять кровь, мясо и страх; он жаждал этого. Ноги подламывались, когда он шёл к лесу, точнее, пытался бежать туда. Сердце вдруг разбухло, словно его накачали изнутри воздухом, и вместо того, чтобы биться, медленно раздувалось до размеров футбольного мяча и так же медленно сдувалось. Лес перед глазами Тальнара превратился в мелькание светлых и тёмных полос, а когда он закрывал глаза, всё вспыхивало красным. Он раздвигал ветки руками, топтал их ногами, спотыкался, падал, потом снова поднимался. Вскоре он уже не мог идти, только полз. А потом он вдруг словно очнулся. Он находился в зарослях папоротника и какого-то колючего кустарника — он не сразу понял, что это шиповник, что бордово-алые комочки в ветвях — это ягоды, а не сгустки крови, не кусочки дымящегося живого мяса… и тогда весь мир превратился в боль.

Он заорал во весь голос, выгнувшись дугой, разрывая ногтями траву, ввинчивая пальцы в землю. Потом он резко взметнул руки вверх, комочки дерна полетели в разные стороны. Он начал скрести грудь ногтями — там, внутри, что-то ужасно болело, что-то разрывало ему внутренности, отравляло его, ломало, выкручивало… сжирало его заживо. Кровь текла из-под его ногтей, сжатые зубы вонзались в дёсны, из горла рвался отчаянный зовущий, рыдающий крик. И в конце концов этот крик прорвался — но звучал он уже совсем по-другому.

4

Тальнар так и не возвратился в зал, но Веглао это не сильно расстроило. Она до сих пор была в эйфории. Ей казалось, что у неё вот-вот вырастут крылья. То, что он подарил ей на прощание такую вспышку счастья, совершенно убивало тоску, которую она всегда ощущала после общения с ним, после того, как понимала, что ему, в общем-то, на неё наплевать. Целых несколько минут он принадлежал ей, а она — ему, и этого никто не мог у неё отнять. Никто.

Она всё ещё была сама не своя, когда выходила из клуба. Было уже пять минут одиннадцатого, надо было спешить. Веглао подошла к дороге и остановилась, выпрямившись и широко открыв глаза. Ночной воздух был прохладным и свежим, он пах дымом печных труб и молоком. Девочка приложила руку к сердцу, которое билось так сильно, что, казалось, вот-вот вырвется из груди, как птица из рук. Улыбаясь, она медленно зашагала к своему дому.

Будь Веглао городской девочкой, она шла бы сейчас быстро, поминутно оглядываясь и нервничая. Но деревня совсем не то же, что город: здесь она могла опасаться разве что отчаянных малолетних хулиганов, и ей было отлично известно, что обычно они по вечерам бегают на старую живодёрню или в здание полуразрушенной кочегарки, а в центр деревни не наведываются. Поэтому сейчас Веглао спокойно прошла через площадь, свернула на одну из улочек, которая вела к её дому, и неспешно зашагала по ней.

Когда она поравнялась с последним домом, то услышала голоса, которые быстро приближались. Эти голоса были слишком ей знакомы, чтобы продолжать идти навстречу им, и Веглао резко остановилась.

— Давай, тащи сюда ведро!

— Чёрт! Тяжело же!

— Да цыц ты! Не хватало ещё, чтобы услышала эта психованная бабка!

Веглао быстро отбежала в сторону — здесь дома были только с одной стороны улицы, а с другой к дороге подступали заросли бурьяна, за которым начинался лес. Девочка нырнула в бурьян и затаилась. Спустя полминуты шаги приблизились, а вместе с ними и голоса. Веглао поморщилась, унюхав мерзкий гнилостный запах, который всегда прошибал любого, проходившего рядом с живодёрней. А голоса принадлежали Лурбе Тананди и его приятелю Шамми, по прозвищу Бяшка — двум самым отчаянным шкетам из всей хорсинской шпаны. Ну конечно, ничего более умного, чем забросать танцующих коровьей требухой, им не могло прийти в голову. Приятели о чём-то спорили приглушёнными голосами и отчаянно гремели ведром.

— Пошёл ты куда подальше, Бяшка, если трусишь!

— Да заткнись ты на фиг! Мне в прошлый раз отец чуть уши не вырвал! Если и сегодня зацапают, мне точно хана будет!

— Да в прошлый раз мы из-за тебя и попались, дурья твоя башка! Если бы ты не перетрусил, когда не надо, всё было бы пучком, а так…

«Уходите», — мысленно зарычала Веглао. Но те, судя по всему, разошлись не на шутку — если они сейчас заметят ещё и её, ей точно несдобровать. От неудобной позы уже ныли колени. Решившись, Веглао ползком пробилась на другую сторону зарослей, поднялась на ноги и, быстро отряхнув колени, заспешила к дому через лес.

К тому времени уже окончательно стемнело. Здесь было холодней, чем в деревне, и шуршание веток от ветра казалось зловещим. Веглао поёжилась — надо было захватить куртку — и, обхватив себя руками, поспешила вперёд, чуть не срываясь на бег. Вскоре она вышла на тропинку, которая вела к её дому, и как раз в это время из глубины леса послышался громкий крик.