Смерть в мои планы не входит - [31]

На нём была жилетка цвета хакки со множеством карманов. В полной тишине было слышно, как мужчина постоянно повторял одну и ту же фразу: «Так чего ты ждёшь, сукин ты сын, отправляй меня обратно, в мой мир!»

* * *

– Встать! Руки за спину, лицом к стене! На выход! Лицом к стене! Пошёл!

Иду, иду я! Не нужно меня в спину подталкивать. Эх, где же моё здоровье, и куда вся Сила делась? Почки после «гостеприимного и радушного» приёма в аэропорте Сочи постанывали и побаливали, печень тянула заунывную песню, позвоночник слегка поскрипывал. Радовало одно – синяки с пол-лица сошли, под глазами остались жёлтые круги. Но жёлтое – это далеко не чёрное и тёмно-синее. Переживём, не в таких передрягах бывали. Куда на этот раз меня привели? В медицинском отделении тюрьмы комната была обшарпанной, полы заплёваны, а здесь, почитай, барские хоромы, только на окнах занавесок не хватает, вазы со свежесрезанными розами и чайного сервиза на столе. Можно и кофейный сервиз поставить. Кофе хочу, умираю.

Комната. Довольно-таки симпатичная. Два зарешеченных окна, пол – дрянь, конечно, из дешёвого ламината, но для СИЗО очень даже хорошо. Комната шесть на шесть метров для одного стола, прикрученного к полу, и двух стульев? Ага, вот оно что! Стена, слева от входа, зеркальная. Стоят за ней люди, любуются мною, до безобразия небритого и с жёлтыми, вурдалачьими кругами под глазами. Хоть бы кофе предложили и сигарету! Нет, трое суток маринуют, изверги, век воли не видать. Ни стыда ни совести. Я повернулся к зеркальной стене и очень вежливо, с оскалом дикого зверя, улыбнулся. Или мне показалось или нет, но там, за односторонним зеркалом, кто-то громко заржал.

Посмейтесь, я артист известного бродячего цирка. От нечего делать, принялся рассматривать наручники. Добротные, что я могу сказать. Блестящие, какой-то фирменный знак выбит. По-немецки, что ли? Да, всё верно: «Dr.Gluck». Шутники хреновы. Доктор счастье, говорите? Ну-ну, вы мне только предоставьте малейшую зацепку и возможность, я вам покажу счастье. Я поёрзал на стуле, опять посмотрел в сторону зеркала. Нет, хулиганить больше не буду. Дверь открылась, в комнате для допросов стало тесно: подпрыгивая на месте, держа в руках тёмно-коричневый кейс; в приличном тёмно-синем костюме в мелкую серебристую полосочку, в белоснежной рубашке и в ярко-красном галстуке, в допросную ворвался мужчина. Лет сорока. Образец преуспевающего человека, сам мистер Лояльность и Внимательность. Ну-ну, посмотрим, что он нам запоёт. Фраерок сладкоголосый.

– Здравствуйте, молодой человек! – произнёс медовым голосом резиновый мячик. Шило у него в заднице, что ли?

– Здравствуйте. С кем имею честь? – я сделал суровое лицо, сдвинул брови, из моих глаз, как мне показалось, полетели молнии.

– Я ваш адвокат, Снегирёв. Ну-с, приступим?

– Господин Снегирёв, вы курите, кофе пьёте?

– Да, а что? Это законом не запрещено, – осторожно произнёс резиновый мячик.

– Значит, вам повезло. А меня травят баландой, от которой у меня обострился гастрит. Но и это ещё не всё: здесь никто не угощает сигаретами. Ни разу не предложили, представляете? Я хочу… нет, я требую, чтобы факт глумления надо мною, как над свободной личностью, был отражен в материалах дела: мне не предоставили надлежащих условий для проживания. Душа нет, телевизора нет, книг нет!

Молчание затянулось. Адвокат смотрел на меня, как на привидение. Потом он произнёс «дело будет трудным», открыл кейс, достал сигареты, зажигалку, из листа бумагам скрутил кулёк для пепла. Я взял в руки пачку сигарет с неизвестным для меня брендом. Лёгкий щелчок по пачке, сигарета оказалась во рту, адвокат хмыкнул и, посмотрев на меня уважительно, поднёс горящую зажигалку. Сейчас, вот именно в этот момент, я почувствовал себя человеком. И сам удивился как мне, оказывается, мало нужно для счастья. Пусть и совсем небольшого, мимолётного, но счастья.

Глава 7

– Ну-с, приступим? – повторил адвокат. – Первый вопрос «под протокол»: как Вам условия содержания? Вопрос и ответ войдут в хронику событий вашего дела, э-э, Джеймс.

Я поперхнулся дымом, но промолчал. Джеймс, значит Джеймс. Мне-то какая разница?

– Что мне вменяют в преступление, господин Снегирёв?

– Незаконный пронос на борт воздушного судна взрывчатого вещества. Разве этого Вам никто не объяснил, Джеймс?

– Вы первый, с кем я разговариваю за трое суток незаконного ареста.

– Сильный ход с вашей стороны! – задумчиво-созерцательно произнёс адвокат Снегирёв.

– Вы вообще-то нормальный? – взорвался я. – Я не знаю, как оказался в самолёте, я ничего не помню. Если и были у меня какие-то запрещённые к провозу предметы, то это вышло случайно. Я не собирался никуда лететь, ехать или плыть. Вы это можете понять?

Это было произнесено не для адвоката, и он это, слава Богу, понял. В глазах Снегирёва заплясали весёлые чёртики, он опустил голову вниз, чтобы никто из наблюдающих за нашей беседой не понял, что он смеётся. В моих глазах Снегирёв вырос до размеров колосса. Главное, чтобы его ноги оказались не из глины. Адвокат что-то быстро написал в блокноте, я прочитал его записку, кивнул, соглашаясь. Там было написано: «Двести кредитов и вы завтра на свободе. С вами не знают, что делать». Оставалось только уяснить: что из себя представляют эти самые кредиты и откуда мне их брать. Но, как говорил наш бессмертный генералиссимус, нужно ввязаться в драку, а там посмотрим. Два часа меня мурыжили следователи, один из них, ес-сно, был добрый. А вот другой, держа в руках «демократизатор» – резиновую дубинку, наклонился к моему уху и, подражая голосу Михаила Пореченкова, кричал: «А ты мне на ухо это скажи!»