Смерть в гриме - [34]

Антон, волнуясь, торопился к Богу. И одновременно мешкал, отдаляя встречу. Он и опаздывал из-за этого. Взбираясь на горку, был удивлен великолепием и комфортабельностью основательного строения. Затем — огромным полустеклянным холлом в коричневой плитке и за столом угрюмым консьержем. Витька предупредил, что Бог говорит, приставляя такую штуку к шее, отчего голос выходит механический и невыразительный. Но все равно в Министерстве медицинской промышленности, где дежурил, мешкал, собираясь с духом.

Да, я слушаю, отозвался однообразный голос робота, и Антон повесил трубку. Так что он для него был все равно неожиданностью.

Внутренне приготовившись, набрал еще раз, услышал монотонное "да, слушаю" и произнес подготовленную речь о том, что Ваши произведения мы передавали друг другу, говорили цитатами из них и узнавали своих по этим цитатам. Да… да… — отзывался голос, не меняя интонаций, но было понятно, что с каждым разом ему все приятнее все это слышать.

Дверь открыли чрезвычайно высокий мужчина в клетчатой рубашке и растянутых техасах и рыжеволосая, крашеная или в парике, приземистая женщина. Оба смотрели с напряженной подозрительностью, мужчина — огромными, очень ясными голубыми глазами, с которыми сейчас же захотелось что-нибудь сделать. Успокоившись, что опасности нет, пропустили, посторонившись.

Тут же объяснили, что они это потому, что кто угодно мог приехать. Ведь все время звонят, молчат или угрожают. Вот и сегодня, он снял трубку, а они там повесили. Кто это был? Прямо перед Вашим. Стареющая Наташа с мятым ртом и припудренным фурункулом на подбородке причесывалась в коридоре, потряхивая великолепными черными блестящими волосами и стараясь обменяться с Антоном в зеркале многозначительными взглядами. Ему сказали, что она была также подругой Зверева и у нее много его картин. Тоже присела рядом.

Когда разлили бульон, еще ложки не оказалось, и им предложили, гордясь демократичностью, есть одной. А он уступил первую очередь Наташе, гордясь небрезгливостью. Ложку, которую они передавали друг другу, он осторожно старался не трогать губами. Причем очень ясно представлялось, как она побывала у Наташи.

Называя жену девкой, пришел в хорошее настроение, много каламбурил. А жена Галя — его классиком. Штука, которую привезла ему из Японии верная подруга Бэлка, лежала на столе. Без нее гласные восстанавливались, как в древней письменности, по шумным согласным. Платок на шее из-за сквозняка открывал темную промытую дыру, откуда он и шел. Галя с удовольствием небрежно произносила имя Бэлки. Запомнился еще Вадим Делоне, умерший.

Выйдя с Антоном на балкон, она с неожиданной вдруг доверительностью шептала: Ходит и ходит сюда, чего ей надо? Вокруг него всегда было полно баб, как пчелы, я всегда знала. — Косясь на торопливо укладывающую хозяина на диван Наташу. — Когда умрет, Вы мне должны будете обязательно помочь разобрать его архив, до которого будет очень много честно пыталась после Татьяниной смерти, когда почувствовала себя свободной. Но, верно, я так устроена, что когда с мужчиной, моя душа сейчас же поднимается над нами, взлетает и смотрит оттуда на то, что он делает со мной. А я тем временем ничего не чувствую. — И с женщиной так же? — Нет, с женщиной всегда по-другому. Не знаю почему, — от-ве-ча-ет Ле-на. Она теперь жила в двух комнатах, в третью не заходила никогда. Она была заперта всегда. Там останавливался отец, когда сбегал из своей новой семьи. В одной комнате среди лежащих, стоящих впритык друг к другу или вдруг валящихся со стеллажей картин разных размеров закопана скрипка. В другой — под прислоненными или положенными сверху большими нависающими картинами погребено фортепьяно.

Туфта.

Когда я дописывал этот эпизод с девушкой Галей, то вдруг ясно понял, что все это время делал не то. Вот о ком надо было мне по-настоящему писать. Тогда у меня бы получилась настоящая традиционная психологическая повесть, как у Дафны Дюморье. Ну, может быть, в следующий

Когда все собрались в том количестве, что садиться уже некуда, а для разговора о деле еще рано (игра, перебрались, в, приглашенные, полным ходом, комнату, большую, ломберные столы)

— Нет, я так не думаю.

— Ну есть же для этого хорошее русское слово.

— И она так всегда.

— Разве его не было? Я не заметил.

— Потому и не заметил.

— в лифте, машине или просто идя по улице.

— В конце концов представь себе финансистов или промышленников, которые, собравшись, собираются же они когда-нибудь

— Вы имеете в виду «повесть»? Конечно. В «романе» есть что-то иноземное, немецкое.

— oder oder

— Разве ее не было тогда? Я не заметил.

— о любви к прекрасному, о первой любви или о виде вымершего животного.

— Я думаю, что любой психически здоровый человек может писать стихи.

— Это невозможно.

— Ну не хотелось ли нам давно, чтобы по радио или телевидению выступил пожилой бородатый диктор и прочитал по бумажке, например: Челябинский тракторный отхуячил наконец пятилетний план в четыре долбаных года, — говорил Дон Кихот Вадим Петрович, тревожно блестя глазами и озирая присутствующих. При его словах все оживились, задвигались, улыбаясь и оглядывая друг друга.