Смерть в Голливуде - [28]

Зазвонил телефон. Он открыл глаза, чувствуя, что он звонит уже давно.

Эллери включил свет и взглянул на часы. 4.35. Он лег только в 1.30.

— Слушаю, — пробормотал он в трубку.

— Мистер Куин… Делия Приам!!!

— Да?! — Сон мигом слетел с него.

— Вы сказали, чтобы я или мой сын сообщили, если… — голос ее доносился откуда-то издалека, чуть испуганный.

— Да-да, что такое?

— Может быть, и ничего особенного. Но вы сказали Гроуву…

— Делия, да что стряслось?

— Роджеру плохо. Здесь доктор Волюта. Он сказал, отравление трупным ядом. Но…

— Я мигом буду!

Доктор Волюта оказался неряшливо одетым мужчиной с двойным подбородком и неопределенного цвета глазами, что с первого взгляда вызывало неприязнь. На нем была спортивная куртка ярко-голубого цвета, одетая поверх желтой шелковой рубашки, и поседевшие каштановые волосы торчали из-за воротника во все стороны. На ногах красовались мягкие домашние тапочки. Эллери несколько раз едва удерживался, чтобы не съязвить по поводу его внешнего вида, однако вовремя сообразил, что его собственный надетый наспех наряд из перепачканных белых парусиновых брюк и свитера с высоким воротом выглядит не лучше.

— Беда с вашим братом, обжорами, — бубнил доктор Волюта, вытряхивая мерзко пахнущую жижу из смятой простыни в стеклянную баночку с притертой пробкой. — Можно подумать, что им не терпится отправиться на тот свет. И так каждый раз, пока не скрючит… или не вывернет наизнанку.

— Да, вывернуло его солидно, — поморщился Эллери. — Пробка вон там, на раковине.

— Благодарю. Приам жрет, как свинья. Даже для здорового человека было бы чересчур. По всем медицинским канонам его пищеварительная система давно должна была бы выйти из строя. Сколько лет я постоянно твержу, ему, чтобы он прекратил набивать брюхо на ночь, особенно рыбой!

— Мне говорили, что он просто обожает рыбу.

— Ну и что из этого? Я обожаю блондинок, мистер Куин, — фыркнул доктор Волюта, — но я держу свой аппетит в определенных границах.

— А я-то думал, что причина в испорченном тунце, а не в его количестве.

— Разумеется, причина в тунце. Я уже взял пробы. Но речь не об этом. Я говорю, что если бы он следовал моим советам, он вообще ничего не ел бы на ночь и все было бы нормально.

Разговор происходил в буфетной, доктор Волюта лихорадочно рыскал глазами по полкам, прикидывая, чем бы накрыть пластмассовую миску, в которую он сложил остатки тунца.

— То есть вы считаете, доктор, что…

— Я уже сказал вам, что я считаю. Вот эта банка рыбных консервов испорчена. Вам известно, что такое испорченные рыбные консервы, мистер Куин? — доктор открыл свой саквояж, схватил хирургические перчатки и взялся за миску.

— Я уже проверил пустую жестянку, доктор Волюта, — заявил Эллери, выудив ее из помойного ведра (благо в Лос-Анджелесе было принято каждый вид отходов складывать в отдельную емкость). — Посмотрите, банка не вздулась и нет других признаков, что тунец был испорчен.

— С чего вы взяли, что именно в ней был этот тунец? — недоверчиво спросил доктор.

— Кухарка сказала. Сегодня она вскрывала одну-единственную банку с тунцом. Она откупорила ее перед отходом ко сну. Эта банка валялась прямо поверх остальных.

Доктор Волюта вытянул вперед руки с миской и стеклянной банкой.

— Прошу прощения. Мне надо помыть их.

Эллери проследовал за ним вниз, в туалет.

— Я не имею права ни на секунду упускать из виду содержимое миски и этой банки, доктор, — извиняющимся тоном пояснил он свое поведение. — Ну, пока вы не отдадите их в мое распоряжение.

— Неужели вы можете дурно подумать обо мне, мистер Куин? И неужели вы все-таки настолько серьезно относитесь к происходящему? Если уж это добро надо обязательно отдать на анализы, я лично доставлю его в полицию. Не будете ли вы так любезны немного посторониться? Я хотел бы прикрыть дверь.

— Тогда дайте мне банку, — сказал Эллери.

— Да ради Бога! — вспыхнул доктор Волюта, и оставив дверь открытой, отвернулся к раковине.

Они ожидали прибытия лейтенанта Китса. Было уже почти шесть утра и за окнами начали слегка вырисовываться туманные очертания окружающего мира. В доме было холодновато. Приам после промывания желудка крепко уснул. Его черная борода торчала из простыней с убийственным величием, так что Эллери невольно успел сравнить ее владельца с ассирийским царем Сеннахерибом в фамильной усыпальнице, пока Альфред Уоллес не захлопнул дверь перед его любопытным взором. И тут же запер ее изнутри. Оставшуюся часть ночи он провел на кушетке в комнате хозяина на случай повторной тревоги.

Гроув Макгоуэн не мог сдержать своего раздражения.

— Если бы не мое обещание, то Делия ни за что бы не позвонила. Меня страшно тошнит от этой вони. Пусть здесь остается доктор Волюта, а я ухожу. — И он, зевая, отправился к своему дубу.

Старый мистер Кольер, отец Делии, преспокойно заварил себе чайку на кухне и проследовал с ним наверх, на ходу бросив Эллери:

— Глупость и обжорство плохо уживаются вместе…

Делия же… Она вообще не показывалась. Эллери готовился вести себя сдержанно и корректно, но она, увы, не могла знать об этом и не явилась. Ко времени прибытия Эллери она просто поднялась к себе наверх. Отчасти он был даже рад, что ее чувство приличия так тонко. Как тактично с ее стороны! Но в то же время он ощущал какую-то тоскливую пустоту.