Смерть в душе. Странная дружба - [97]
— Он будет для вас тем же, чем был я.
Люди переводят взгляды с него на Шале. Брюне секунду-другую смотрит в их глаза, которые больше не глядят на него, ему хочется что-то добавить, но он не помнит, что именно. Он поворачивается на каблуках и через плечо бросает Шале:
— Приходи ко мне после еды, побеседуем.
Он выходит, смутно ощущая: что-то сейчас свершается, он ускоряет шаги, ему не терпится увидеть Шнейдера; при всех своих недостатках Шнейдер — как родной. Он открывает дверь: Шнейдер здесь, склонился над печкой. Брюне чувствует облегчение.
— Вот и я.
Брюне входит и вздрагивает, тепло начинает ласкать ему кожу, потом неожиданно волной крови ударяет ему в лицо, он снимает шинель, бросает ее на койку, он испытывает стыд от того, что ему тепло.
— Ну что? — спрашивает Шнейдер.
Брюне садится, стул под ним трещит, затем он увесисто хлопает Шнейдера по спине.
— Старый прохвост! Заматерелый социал-предатель! Он смеется. Шнейдер оборачивается и смотрит, как он смеется.
— Что случилось? Неприятности? Брюне перестает смеяться.
— Нет, — говорит он. — Все идет как надо.
Он вытягивает ноги к огню, глубоко вздыхает, зажигает трубку.
— Славная будет трубка. — А?
— Вот эта трубка. Я купил ее вчера в столовой. Славная будет трубка.
Трубка славная, на доброе лицо Шнейдера, покрасневшее от огня, приятно смотреть. Чувствуешь себя как дома, в полной безопасности.
— Я встретил двух товарищей, паренька с завода «Флев» и Шале.
Шнейдер поднимает голову, помертвевшими глазами смотрит на Брюне и рассеянно повторяет:
— Шале… Шале…
— Да, — говорит Брюне, — его фамилия тебе ничего не говорит: за пределами партии он мало известен, но он человек влиятельный. В тридцать девятом году был депутатом, его бросили в тюрьму, а потом прямо оттуда погнали на передовую.
Шнейдер молчит. Брюне продолжает:
— Я рад, что он здесь. Очень рад. Всегда все решать одному — это прекрасно, но… Но какую позицию следует занять по отношению к свободной Франции? Я тебе говорил, что это меня тревожило. А он должен знать: у него были контакты с товарищами.
Он останавливается. Шнейдер, багровый, с полузакрытыми глазами, кажется спящим. Брюне стукает его каблуком по икре:
— Ты меня слушаешь?
— Да, — отвечает Шнейдер.
— У Шале много опыта, — говорит Брюне. — Но это совсем не тот опыт, что у меня: он сын пастора, интеллектуал. Он всегда редко посещал собрания и сохранил пуританские черты характера. Но у него холодный ум. И он знает, чего хочет.
Брюне выбивает трубку в печку и заключает:
— Он будет здесь очень полезен.
Брюне останавливается. Шнейдер настораживается, как будто прислушивается к шуму извне.
— Что это с тобой? — нетерпеливо спрашивает Брюне. Шнейдер улыбается:
— Честно говоря, смертельно хочу спать. Прошлой ночью я из-за холода не сомкнул глаз.
— С сегодняшнего вечера будешь спать здесь, — повелительно говорит Брюне. — Это приказ.
Шнейдер открывает рот, по коридору кто-то идет, и он молчит. На его губах играет странная улыбка.
— Ты меня слышишь? — спрашивает Брюне.
— Там будет видно, — отвечает Шнейдер. — Впрочем, если ты вечером это повторишь, подчинюсь с удовольствием.
Шаги приближаются, в дверь стучат. Он умолкает, он будто чего-то ждет.
— Войдите!
Это Шале. Остановившись на пороге, он смотрит на них.
— Ты нас заморозишь, — говорит Брюне. — Дверь закрой.
Шале делает шаг вперед и останавливается; он смотрит на Шнейдера. Потом, не переставая смотреть на него, ногой закрывает за собой дверь.
— Это Шнейдер, мой переводчик. — Брюне поворачивается к Шнейдеру. — А это Шале.
Шнейдер и Шале смотрят друг на друга. Шнейдер все еще такой же красный. Он медленно, вяло встает и смущенно говорит:
— Ну, я пошел.
— Останься, — говорит Брюне. — С жары сразу в холод — заболеешь.
Шнейдер не отвечает. Шале произносит четким голосом:
— Я хотел бы поговорить с тобой с глазу на глаз. Брюне хмурит брови, потом добродушно улыбается,
поднимает руку и тяжело опускает ее на плечо Шнейдера. Лицо Шнейдера остается по-прежнему вялым и невыразительным.
— Это мое доверенное лицо, — поясняет Брюне. — Все, что я здесь делаю, я делаю с ним.
Шале совершенно неподвижен, он больше ни на кого не смотрит, кажется, он ко всему равнодушен. Шнейдер выскальзывает из-под руки Брюне и, волоча ноги, подходит к двери. Дверь закрывается. Брюне долго смотрит на дверную ручку, потом поворачивается к Шале.
— Ты его оскорбил!
Шале не отвечает, Брюне злится.
— Послушай-ка, Шале… — сурово начинает он. Шале поднимает правую руку, прижав локоть к боку,
Брюне умолкает. Шале говорит:
— Это Викарьос.
Брюне непонимающе смотрит на него, Шале продолжает говорить. Внешне он холоден, но его звучный голос трибуна весьма выразителен.
— Тип, который только что вышел, — Викарьос.
— Какой Викарьос?
Но ответ он уже угадал. Шале, не повышая голоса, отвечает:
— Викарьос, которого исключили из партии в тридцать девятом году.
— Но этого человека зовут Шнейдер, — неуверенно возражает Брюне.
Тем же скупым и молчаливым жестом Шале поднимает предплечье и протягивает к Брюне открытую ладонь.
— Не утруждай себя возражениями. Он меня узнал. И он понял, что я его узнал.
Брюне повторяет:
— Викарьос!
Фамилия вертится у него в голове, он думает: эта фамилия мне о чем-то говорит. Он через силу произносит:
«Тошнота» – первый роман Ж.-П.Сартра, крупнейшего французского писателя и философа XX века. Он явился своего рода подступом к созданию экзистенционалистской теории с характерными для этой философии темами одиночества, поиском абсолютной свободы и разумных оснований в хаосе абсурда. Это повествование о нескольких днях жизни Антуана Рокантена, написанное в форме дневниковых записей, пронизано острым ощущением абсурдности жизни.
Роман-пьеса «Ставок больше нет» был написан Сартром еще в 1943 году, но опубликован только по окончании войны, в 1947 году. В длинной очереди в кабинет, где решаются в загробном мире посмертные судьбы, сталкиваются двое: прекрасная женщина, отравленная мужем ради наследства, и молодой революционер, застреленный предателем. Сталкиваются, начинают говорить, чтобы избавиться от скуки ожидания, и… успевают полюбить друг друга настолько сильно, что неожиданно получают второй шанс на возвращение в мир живых, ведь в бумаги «небесной бюрократии» вкралась ошибка – эти двое, предназначенные друг для друга, так и не встретились при жизни. Но есть условие – за одни лишь сутки влюбленные должны найти друг друга на земле, иначе они вернутся в загробный мир уже навеки…
В первой, журнальной, публикации пьеса имела заголовок «Другие». Именно в этом произведении Сартр сказал: «Ад — это другие».На этот раз притча черпает в мифологии не какой-то один эпизод, а самую исходную посылку — дело происходит в аду. Сартровский ад, впрочем, совсем не похож на христианский: здание с бесконечным рядом камер для пыток, ни чертей, ни раскаленных сковородок, ни прочих ужасов. Каждая из комнат — всего-навсего банальный гостиничный номер с бронзовыми подсвечниками на камине и тремя разноцветными диванчиками по стенкам.
За городскими воротами, зашагав прочь от Аргоса, странствующий рыцарь свободы Орест рано или поздно не преминет заметить, что воспоминание о прикованных к нему взорах соотечественников мало-помалу меркнет. И тогда на него снова нахлынет тоска: он не захотел отвердеть в зеркалах их глаз, слиться с делом освобождения родного города, но без этих глаз вокруг ему негде убедиться, что он есть, что он не «отсутствие», не паутинка, не бесплотная тень. «Мухи» приоткрывали дверь в трагическую святая святых сартровской свободы: раз она на первых порах не столько служение и переделка жизни, сколько самоутверждение и пример, ее нет без зрителя, без взирающих на нее других.
"Дороги свободы" (1945-1949) - незавершенная тетралогия Сартра, это "Возраст зрелости", "Отсрочка", "Смерть в душе". Отрывки неоконченного четвертого тома были опубликованы в журнале "Тан модерн" в 1949 г. В первых двух романах дается картина предвоенной Франции, в третьем описывается поражение 1940 г. и начало Сопротивления. Основные положения экзистенциалистской философии Сартра, прежде всего его учение о свободе, подлинности и неподлинности человеческого существования, воплощаются в характере и поступках основных героев тетралогии. .
Книга «Экзистенциализм — это гуманизм» впервые была издана во Франции в 1946 г. и с тех пор выдержала несколько изданий. Она знакомит читателя в популярной форме с основными положениями философии экзистенциализма и, в частности, с мировоззрением самого Сартра.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу вошли лучшие рассказы замечательного мастера этого жанра Йордана Йовкова (1880—1937). Цикл «Старопланинские легенды», построенный на материале народных песен и преданий, воскрешает прошлое болгарского народа. Для всего творчества Йовкова характерно своеобразное переплетение трезвого реализма с романтической приподнятостью.
«Много лет тому назад в Нью-Йорке в одном из домов, расположенных на улице Ван Бюрен в районе между Томккинс авеню и Трууп авеню, проживал человек с прекрасной, нежной душой. Его уже нет здесь теперь. Воспоминание о нем неразрывно связано с одной трагедией и с бесчестием…».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (1881—1942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В первый том вошел цикл новелл под общим названием «Цепь».
Перед вами юмористические рассказы знаменитого чешского писателя Карела Чапека. С чешского языка их перевел коллектив советских переводчиков-богемистов. Содержит иллюстрации Адольфа Борна.
Вторая часть тетралогии «Дороги свободы» «Отсрочка» повествует о начале войны в Европе. Чехословакия предана. Война неминуема. Герои Сартра оказываются перед лицом смерти. Жизнь как бы сравнялась со смертью по своей «неестественности». И на глазах читателя совершается стремительная метаморфоза: от неприятия смерти герои приходят к неприятию жизни.