Смерть в день рождения - [38]

— Прекрасно. Где это?

— По коридору третья дверь направо.

— Хорошо, — Аллейн взглянул на бледное невозмутимое лицо. — К вашему сведению, — сказал он, — мы здесь для того, чтобы разобраться во всем этом деле. Чем больше мы выясним, тем меньшую огласку получит оно на дознании. Вам понятно?

— Вполне, сэр, — ответил Грейсфилд с некоторым облегчением.

— Прекрасно. Сожалею, что доставляю вам столько хлопот.

Рука дворецкого описала классический округлый жест признательности. В нем теперь чувствовалось чуть больше живости.

— Спасибо, Грейсфилд.

— Большое спасибо, сэр. Я сначала сообщу миссис Пламтри, а потом проверю, все ли в порядке в предназначенной вам комнате.

Нагнув голову, он начал подниматься по лестнице. Аллейн пальцем поманил стоящего у входных дверей полицейского. Тот подошел.

— Расскажите, как обстояли дела с мистером Дейкерсом, — приказал он. — Только как можно быстрее и подробнее.

— Он явился минуты через три после того, как вы дали мне указания. Как и было велено, я спросил его имя и дал понять, что произошел несчастный случай. Он решил, что это автомобильная авария. Был очень взволнован и расстроен. Потом поднялся наверх и был там минут восемь-десять. Вы с мистером Фоксом разговаривали в это время с господами в маленькой комнате, сэр. Когда же он спустился вниз, у него в руках была папка. Он направился прямо к двери. Я сказал ему, что не могу его выпустить из дома. Он и так был очень расстроен, сэр, а тут расстроился еще больше. Он сказал: «Господи! В чем дело?» и пошел в ту комнату, где вы были.

— Хорошо. Спасибо. Продолжайте выполнять указания.

— Да, сэр.

— И, Филпот…

— Да, сэр?

— Мы послали еще за одним полицейским. Пока же я не хочу, чтобы народ разгуливал по дому. Соберите их всех в столовой, включая полковника Уорэндера и мистера Темплетона, если он себя прилично чувствует. Мистер Дейкерс может оставаться там, где он сейчас. Пусть новый полицейский встанет у дверей, а вы будете дежурить в столовой. Конечно, придется выпускать их в туалет, но других хождений не допускать. Если полковник Уорэндер захочет пройти в туалет, вы должны сопровождать его.

— Да, сэр.

— Попросите мистера Фокса подняться ко мне наверх.

Констебль ушел.

Звук тяжелых шагов возвестил о приближении Старой Нинн. Она с трудом спускалась по лестнице. Сойдя с последней ступеньки, она увидела Аллейна, но лишь окинула его взглядом и продолжала путь. Лицо ее было красным, а уголки рта опущены вниз. Было поразительно, как от такой крошечной старушонки мог исходить столь сильный винный дух.

— Миссис Пламтри? — спросил Аллейн.

— Да, — ответила Старая Нинн и, остановившись, посмотрела ему прямо в лицо. Выражение ее глаз было неожиданно трагическим.

— Вы идете ухаживать за мистером Ричардом, да?

— Что он натворил? — спросила она таким тоном, словно Ричард неосторожно играл и разбил себе коленку.

— Он упал в обморок. Доктор думает, что это от переживаний.

— Он всегда принимал все близко к сердцу, — заметила Старая Нинн.

— Вы его воспитывали?

— С трех месяцев, — она пристально смотрела на Аллейна. — Он был хорошим ребенком, — сказала она так, будто Аллейн ругал Ричарда, — а когда вырос, стал хорошим человеком. В нем никогда не было ничего дурного.

— Сирота? — решился спросить Аллейн.

— Отец и мать погибли в автомобильной катастрофе.

— Очень печально.

— Человек не сожалеет о тех, кого никогда не знал.

— И, конечно, мисс Беллами — миссис Темплетон — взяла его на воспитание.

— Она, — проговорила Старая Нинн, — была совсем иным ребенком. Простите, я пойду посмотрю, что с ним.

Но ушла она не сразу. Постояв, она громко произнесла:

— Что бы ни произошло, его это не опозорит, — и тяжело и целеустремленно зашагала к своему подопечному.

Аллейн постоял немного, раздумывая над ее словами. В них, как ему показалось, была наводящая на размышления фраза. Из гостиной вышел бледный доктор Харкнесс.

— С ним все в порядке, — сообщил он. — Хотел бы я то же самое сказать и о себе. Все-таки самая невыносимая вещь в мире — это похмелье после чрезмерного возлияния. Кстати, можно мне выйти к машине и взять саквояж? Она стоит здесь поблизости, напротив дома. Вы знаете, Чарльз Темплетон — мой пациент, и я хотел бы его посмотреть. На всякий случай. Он ведь пережил тяжелый удар.

— Да, разумеется, — ответил Аллейн и сделал знак констеблю у двери. — Но сначала я хотел бы вас спросить: а миссис Темплетон тоже лечилась у вас?

— Да, — подтвердил Харкнесс с настороженным видом.

— Предположим, это самоубийство. Как вы думаете, она была на это способна?

— Нет, никогда.

— Она была подвержена депрессиям? Какие-нибудь признаки болезненных наклонностей? Ничего подобного?

Харкнесс внимательно разглядывал свои руки.

— Я не назвал бы ее уравновешенной, — осторожно начал он. — Случались нервные срывы. Вы знаете, как это бывает у людей с артистическим темпераментом.

— Только это? — продолжал настаивать Аллейн.

— Ну… я не люблю обсуждать своих больных и, разумеется, никогда этого не делаю, но…

— Я думаю, что в данном случае обстоятельства служат вам оправданием.

— Я тоже так полагаю. Собственно говоря, я был несколько обеспокоен. Она устраивала истерики все чаше, и сами припадки становились все более неистовыми. Форменная истерия. Конечно, частично это возрастное, но наиболее опасный период она уже прошла. Было несколько тревожащих симптомов. За ней надо было наблюдать. Но никаких суицидальных намерений. Скорее, наоборот. Более того, ни за что на свете она не стала бы себя обезображивать! Ни за что на свете.