Смерть в белом галстуке - [97]

Глава 27 Антракт для любви

Неужели, удивлялся Аллейн, присутствие своего друга он ощутил только по той причине, что его тело привезли домой. Вряд ли в этом доме было сейчас тише, чем в то утро. И вряд ли мертвец столь уж глубоко всех заколдовал. Потом он почувствовал аромат лилий, и холодная тишина, в какой проходит церемониал смерти, полностью поглотила его душу. Он повернулся к старому лакею Банчи — тот сильно напоминал преданного слугу из викторианской мелодрамы. По лицу лакея текли слезы. У него были красные глаза, мокрые щеки и дрожащие губы. Он показал Аллейну на гостиную Милдред. Когда она вышла в бесцветном, почти черном платье, он уловил и на ее лице все то же неприятное отражение скорби. Милдред сохраняла на лице привычное выражение утраты, но, даже зная, что ее горе было искренним, он почувствовал глухое раздражение, даже больше — глубокое отвращение к формальностям, связанным со смертью. Мертвое тело было ничем, но это ничто выглядело непереносимой карикатурой. Оно невыразимо, непередаваемо оскорбляло, те же, кто с видом идиотской торжественности окружили его, напрашивались специально сдавленным голосом на сочувствие. Что и сделала Милдред.

— Знаю, Родерик, что ты хотел увидеть его.

Он последовал за ней в комнату на цокольном этаже. Всепроникающий аромат цветов был здесь настолько плотен, что напоминал туман, висящий в холодном воздухе. Комната была заполнена цветами. В центре, на построенных подмостках стоял гроб с телом Роберта Госпела.

У него было лицо старого ребенка, словно озаренного какой-то ужасной тайной. Лицо это Аллейна не взволновало. Так выглядели все мертвые лица. Но толстые ручки, что в жизни были так отчетливо выразительны, а теперь так покорно сложены, — при виде их и его глаза наполнились слезами. Он нащупал платок в кармане пальто и наткнулся пальцами на букетик розмарина из сада миссис Харрис. Светло-зеленые колючки были сухи и бесчувственны и пахли солнцем. Как только Милдред отвернулась, он положил их на тело Банчи.

Он последовал за ней в гостиную, и Милдред принялась рассказывать ему о приготовлениях к похоронам.

— Брумфилду, который, как вам известно, глава семьи, только шестнадцать лет. Он за границей со своим наставником и ко времени прибыть не успеет. И мы не намерены менять его планы. По этой причине ближайшие родственники — мы с Доналдом. Доналд просто великолепен. Весь день он был олицетворение спокойствия. Стал совсем другим. Затем приехала милая Трой, чтобы остаться со мною, она ответила на все письма и переделала решительно все.

Ее монотонный, все еще придушенный ритуалом голос никак не мог умолкнуть, но мысли Аллейна уже полностью сосредоточились на известии о Трой, и ему пришлось через силу заставить себя выслушать Милдред. Когда она наконец замолчала, он спросил, не желает ли она узнать что-нибудь обо всем этом деле, и понял, что обстоятельства смерти своего брата она попросту проигнорировала. Для себя Милдред решила, что убийство ее не касается, и у него сложилось впечатление, что в глубине души она надеется, что убийца так и не будет пойман. Желала она одного: чтобы все поскорее закончилось, и он подумал, что это не так глупо, а с ее стороны просто мило, что она смогла так сердечно принять его как друга и не обратить ни малейшего внимания на то, что он еще и полицейский. Спустя минуты две он почувствовал, что ничего больше сказать Милдред не в состоянии. Аллейн попрощался, обещал прийти к одиннадцати на панихиду и исполнить свой долг на похоронах. С этим он вышел в холл.

И в дверях столкнулся с Трой.

Ему показалось, что он слышит собственный голос:

— Привет, вы как раз вовремя и спасаете меня.

— О чем это вы?

— Сейчас почти пять. За последние пятьдесят восемь часов на сон у меня ушло только шесть. Для нас, доблестных полицейских, это, конечно, пустяки, но по некоторым причинам мне себя жаль. Не выпить ли вам со мной чаю или чего-нибудь еще или и того и другого? Ради бога, скажите, что вы просто жаждете этого!

Собственный голос показался ему до отвращения фальшивым и развязным. Она могла подумать, что он, сам того не зная, усвоил привычки и тон какого-нибудь волокиты. Это встревожило его, но Трой сказала:

— Ну хорошо, куда пойдем?

— Я подумал, — ответил Аллейн, который в этот момент ни о чем подобном вообще не думал, — что чаю мы могли бы выпить у меня дома. Если, конечно, вы не против моей квартиры.

— Я уже не дебютантка, — возразила Трой, — и не убеждена, что мне нужно следить за своей репутацией. Пусть будет ваша квартира.

— Хорошо, — сказал Аллейн, — у меня машина моей матери. Я только предупрежу слугу и сообщу в Ярд, где меня искать. Как выдумаете, могу я воспользоваться здесь телефоном?

— Конечно можете.

Он бросился к телефону и через минуту возвратился.

— Василий сильно взволнован, — сообщил он. — Как же! Дама к чаю! Пошли.

По дороге Аллейна до такой степени переполняли чувства от того, что он наиприятнейшим образом оказался наедине с Трой, что он попросту впал в транс и очнулся, только когда затормозил у порога собственной квартиры. Он и не подумал извиняться за свое молчание, почувствовав, что Трой поняла его и совершенно спокойна, а войдя внутрь, был рад услышать, что «здесь уютно», и наблюдать, как она снимает шляпу и устраивается перед камином на низком кресле.