Смерть таится в рукаве - [14]

— Это ложь, грязная ложь! Вы не имеете права! — вскочив с кресла, воскликнул Леверинг.

— Почему же ложь?

— Потому что вы все это придумали.

— Разве?

— А, да ну вас, — махнул рукой Леверинг, — не хочу с вами спорить. Черт возьми, Клейн, вы же знаете, как я отношусь к Альме. Я готов за нее жизнь отдать.

— Да, да, — сказал Терри, — вы относитесь к ней, как ребенок к Санта-Клаусу накануне Рождества. Скажите лучше, когда вы ее видели в последний раз?

— Вчера вечером, примерно в пять.

— Если с тех пор вы ее больше не видели, откуда же это настойчивое стремление убедить меня, что я ушел от нее именно в половине четвертого? Откуда утверждение, что это очень важно?

Леверинг хотел было что-то сказать, потом вдруг схватил бутылку, налил себе виски, выпил, откашлялся и только после этого уже совсем мрачно произнес:

— Я видел Синтию.

— Когда?

— Сегодня утром.

— И что она рассказала?

— Синтия спросила, где вчера вечером была Альма. Я сказал, что она была с вами. Синтия предположила, что вы с Альмой, по-видимому, ездили в Чайнатаун, так как до этого вы обсуждали роль цвета в китайском искусстве. Синтия предложила мне попытаться убедить вас в том, что вы ушли от Альмы в половине четвертого.

— Правда? Интересно, зачем? Она вам это не объяснила? — поинтересовался Терри.

— Нет… А теперь ответьте на мой вопрос. Почему прокурору важно знать, где вы были и когда ушли от Альмы?

— Да мне и самому это не совсем ясно. Этот вопрос вам лучше задать прокурору.

— Иначе говоря, вы мне не доверяете.

— Иначе говоря, мне просто нечего вам сказать.

— Может, у вас есть какие-нибудь предположения на этот счет?

— Предположения — штука опасная, никогда не знаешь, куда они могут завести. Чем могу еще служить?

Леверинг поднялся с кресла.

— Я знаю, что вы меня не любите. Вы очень ясно дали мне это понять, когда мы с Альмой были здесь позавчера. Вы считаете меня жиголо и нахлебником. Да что с вами об этом говорить, когда-нибудь вы поймете, что ошиблись во мне!

Леверинг с гордым видом пересек комнату и вышел не попрощавшись. Спустя несколько секунд Терри услышал скрип спускающегося лифта.

Он подошел к окну и выглянул наружу. Ничего, что могло бы привлечь его внимание своей необычностью, он не заметил, разве только маленький неказистого вида грузовичок стоял теперь почти совсем рядом с роскошным спортивным автомобилем Леверинга.

Увидев, что Леверинга никто не остановил, когда тот, выйдя из подъезда, направился к своей машине, Терри с облегчением вздохнул.

Но как только Леверинг включил мотор, из кабины грузовичка выпрыгнул широкоплечий мужчина и быстрым шагом, явно с какой-то целью двинулся к машине Леверинга. Подойдя к автомобилю, он резко распахнул дверцу.

Леверинг испуганно вздрогнул. Широкоплечий мужчина отвернул лацкан плаща и сел в машину рядом с Леверингом.

Машина тронулась, доехав до первого перекрестка, повернула налево и исчезла из вида.

Терри Клейн нажал на кнопку звонка. Дверь отворилась, и в гостиную шаркающей походкой вошел слуга-китаец. Терри, не отрывая задумчивого взгляда от грузовичка, бросил через плечо:

— Можешь убрать стакан Леверинга, Ят Той!

Глава 4

Спустя час после ухода Леверинга в дверь позвонили. Едва Ят Той открыл ее, как с порога раздался голос Синтии Рентон:

— Привет, Филин! Ну что там с носовым платочком? Какие действия предпримем, главнокомандующий?

Не дожидаясь ответа, она с беззаботным видом прошла в гостиную и протянула Терри дневной выпуск газеты, в которой было помещено сообщение об убийстве Джекоба Мандры.

— Хорошо бы выпить чего-нибудь. Терри подал знак Ят Тою.

Синтия резко повернулась к слуге и лучезарно улыбнулась:

— «Том Коллинз», понимай?

Ят Той осклабился, стараясь подладиться под улыбку Синтии.

— Хорошо понимай.

— А мне еще содовой, — попросил Терри.

— Ты что, Филин, пьешь содовую в чистом виде?

— Да нет, я добавляю немного виски, чтобы придать содовой вкус. Чем обязан столь приятной неожиданности — видеть тебя в своей скромной обители?

— Не надо, Терри, — попросила она. — Никакая это не неожиданность, ты ведь знал, что я приду.

— Пожалуй, что и так, — согласился он. — Я действительно предполагал, что ты можешь заглянуть ко мне.

— По поводу носового платочка?

— Да, по поводу носового платочка и еще кое-чего.

— О чем это ты?

Перехватив ее взгляд, он спокойно произнес:

— О портрете. О портрете Мандры.

Ее губы, такие нежные и соблазнительные, улыбнулись, однако в светло-карих глазах мелькнула тревога. Она вдруг перестала улыбаться, присела на краешек стола и начала нервно болтать ногой.

— Ладно, Терри, не будем тянуть резину. Я боюсь. Лучше сразу признаться, ведь все равно от тебя ничего не утаишь.

Лицом она была похожа на свою сестру. Только носик у нее был вздернут чуть больше, чем у Альмы, и волосы отливали медью. Она напоминала маленькую птичку, которая не может долго сидеть на одном месте и перелетает с ветки на ветку.

— Присядь-ка лучше в кресло, — попросил ее Терри. — В моем сознании твой образ связан с постоянным стремительным движением. Сколько тебя помню, всегда куда-нибудь спешишь.

— Ты прямо как дорожный инспектор, — заметила Синтия.

Она подошла к креслу, села, положила ногу на ногу и, бросив быстрый взгляд на свои ноги, поинтересовалась: