Смерть швейцара - [42]

Потом они заснули, а вернее — вырубились. Но спустя некоторое время девушку разбудил голос — громкий и решительный. Кому он принадлежал, она так и не могла поначалу взять в толк, поскольку он доносился сквозь толстую дубовую дверь, которую перед этим предусмотрительно запер Аристарх.

— Ваша светлость, Аристарх Викентьевич, вы что там — в спячку впали? Открывайте! Открывайте скорее!

До конца не пробудившись, Ольга осознала наконец, что это голос Меняйленко, но так и не поняла, откуда он доносится, и при чем тут «ваша светлость».

Открыв глаза, она обнаружила, что находится в одной постели с Аристархом. Она даже припомнила, что, кажется, сама пришла ночевать к нему и, должно быть, задержалась...

Мрачный, не выспавшийся Собилло тоже не отдавал себе отчета в том, что происходит и почему какой-то наглый тип настойчиво колотит в его дверь. Прикрыв свое достоинство халатом, он совершил пробежку к двери, повернул ключ в замке, после чего уселся на кровати рядом с Ольгой.

Время было раннее. Пожалуй, не более семи утра. Но Меняйленко, ворвавшийся в номер, был свеж, элегантен, ироничен — как всегда, когда администратор ощущал прилив энергии и уверенность в собственных силах.

— Мило, очень мило, — произнес он звучным голосом, сразу же пробегая к окну и отдергивая тяжелые шторы. — Вставайте, дамы и господа, вас ждут великие дела.

Нельзя сказать, чтобы Ольга была готова приступить к свершению великих дел. Все ее тело ныло, правда, было в этой боли приятное томление. Его светлость тоже выглядел не лучшим образом. Он сидел, свесив свои белые ноги с края дивана, и пытался сообразить, насколько он в состоянии чем-либо заниматься.

Постепенно сознание Ольги прояснилось, и ее охватили самые противоречивые чувства. Самым жгучим из них был стыд. Она укрылась одеялом с головой, оставив, правда, узенькую щелочку, чтобы иметь возможность дышать и наблюдать за происходящим.

Меняйленко не выразил ни малейшего удивления, застав Ольгу в постели Собилло. Да и что было удивительного в том, что двух молодых, красивых людей потянуло друг к другу, особенно принимая в расчет события последних дней.

— Да-с, Аристарх Викентьевич, наслышан о ваших вчерашних подвигах, — сообщил с пафосом администратор, плюхаясь в кресло рядом с диваном и устремляя взгляд на початую бутылку «Абрау-Дюрсо». — Ну и о ваших, разумеется, Оленька, — добавил он, повышая голос, чтобы его слова проникли под одеяло. — Не понимаю только, отчего вас потянуло на мелкую уголовщину. Лезть в комнату к покойнику, да еще и опечатанную — это извините, дурной тон. Впрочем, последствия этой авантюры были таковы, что я не удивляюсь вашему желанию как следует расслабиться.

Аристарх промолчал, поскольку до сих пор пребывал в неведении, что, собственно, искала Ольга в комнате у Ауэрштадта. Зато Ольга выскочила из своего убежища, словно чертик из коробочки, и, едва прикрыв простыней трепещущую грудь, воскликнула:

— Это еще не все, о чем вы не имеете представления, Александр Тимофеевич. Знаете ли вы, что вчера вечером в мою комнату здесь вломились и устроили обыск почище того, что был у швейцара?

Это известие настолько изумило администратора, что он, ни слова не говоря, поднялся и направился к полированной панели бара за стаканом «Колдстрима» с тоником. Прежде чем вновь усесться в кресло, он сделал значительный глоток и спросил, обращаясь скорее к Аристарху, нежели к Ольге:

— Это правда?

— Сам я результатов обыска не видел, но склонен верить, — ответил Собилло и погладил бедро Ольги. Оно очень соблазнительно обрисовывалось сквозь стеганое шелковое одеяло.

В следующий момент Ольга лишила его этого удовольствия. Закутавшись в простыню, она пробежала по комнате в ванную, попутно прихватив с кресла свои джинсы, сиреневую майку и трусики-невидимки.

— Значит, был еще один обыск? — осторожно осведомился Меняйленко, глядя на Аристарха выпуклыми глазами-вишенками, приобретавшими постепенно твердость агата. — Петрик мне ничего об этом не говорил. Только поди, докажи это в случае чего, — задумчиво добавил он. И зачем вас потянуло в квартиру швейцара? Говорят, только преступников тянет на место преступления.

Аристарх промолчал и занялся исследованием своих розовых миндалевидных ногтей, а Меняйленко вдруг хлопнул себя ладонью по лбу и воскликнул:

— Черт возьми, как я сразу не догадался, откуда ветер дует? Наверняка это была инициатива нашей корреспондентки. Ну а вы, конечно, как благородный рыцарь и дворянин не могли ей отказать?

Собилло хотел что-то сказать, но в этот момент открылась дверь ванной и оттуда высунулось очаровательное мокрое личико Ольги. Она воркующим голоском попросила:

— Листик, солнышко, ты не мог бы бросить мне полотенце?

Меняйленко в недоумении посмотрел на герольдмейстера, когда тот довольно спокойно отреагировал на подобное обращение и, поднявшись с дивана, извлек из стенного шкафа широкое банное полотенце со своей монограммой и протянул его Ольге. Из ванной показалась мокрая рука. Она схватила полотенце, и дверь снова притворилась.

Меняйленко ухмыльнулся, но, встретившись с колючим взглядом Собилло, предпочел не обострять ситуацию, а вернуться к прерванному разговору о деле.