Смерть — штука тонкая. Афера Хавьера. Экстренный выпуск - [167]

— Черт, нет. Он не должен уйти. Не один. И не сегодня ночью.

Мальчик-курьер задумчиво заметил:

— Я несколько минут назад видел мистера Карша у лифта.

Все повернулись к мальчику; Такерман спросил:

— Он был одет?

— Да, в пальто и шляпе. Я его встретил, когда поднимался с кофе.

Такерман вполголоса ругнулся:

— Сумасшедший дурак!

И потянулся к телефону, который зазвонил. Послушав несколько секунд, он выдохнул:

— Конечно, Майк.

Такерман повернулся и передал трубку Террелу:

— Карш. Хочет говорить с тобой.

Террел взял трубку.

— Где тебя черти носят?

— Как раз напротив. У Линды. Это круглосуточная забегаловка, которая поставляет нам кофе и сигареты с марихуаной. Я здесь впервые. Господи! Отвратительный запах, пончики, посыпанные сахаром, и эта официантка… Клянусь, Сэм, она может прочитать целую страницу комиксов меньше, чем за пять минут. Почему мы даем ей тут чахнуть? Почему не возьмем к себе?

— Майк, вызови такси и езжай домой, — сказал Террел. — Или возвращайся сюда, выпьем. Все в настроении выпить. — Террел оглянулся. — Даже Уильямс готов пропустить по одной. Ну что?

— Хорошо звучит. Большая бутылка выпивки и ночь бесстыдного вранья… Но не сегодня, Сэм. У меня свидание.

— Где? С кем?

— Не знаю. Лицо за ветровым стеклом — все, что я видел. Попозже я узнаю больше.

— Дурак чертов, — выругался Террел, закрыл трубку рукой и торопливо шепнул Такерману: — Карш у Линды. Вызови туда патруль. Я постараюсь затянуть разговор.

Такерман схватил трубку, а Уильямс стоял и смотрел на часы над головой. Оставалось четыре минуты до запуска.

— Майк? Ты еще слушаешь? — спросил Террел.

— Конечно, — тон Карша изменился, стал грустным и усталым. — Я не уйду, не попрощавшись, сын мой. Ты должен это знать.

— Не выходи. Сиди в будке. Ты слышишь?

— Сэм, я сегодня вел себя жестко. Все пошло не так. Но делать было нечего. Пытаться реабилитировать себя, ну, это не пойдет. Но, Сэм…

— Слушай меня, — резко бросил Террел. — Не корчи из себя героя. Замри на месте. Слышишь?

— Конечно, ты орешь, как торговка рыбой. Но ты меня послушай. Мне жаль, что я позволил измениться нашим отношениям. Следовало просто и спокойно сказать это тебе в лицо. Но не было времени.

— Теперь есть время. — Террел слышал, как Такерман разговаривал с дежурным сержантом. — Время есть для всего, что ты хочешь сказать. Давай выпьем и обо всем поговорим.

— Мы всегда думаем, что время есть. — Голос в трубке опять стал жестким, значит, сейчас он опять станет насмешничать. — Легче смотри на жизнь, дитя мое. Перед тобой весь мир, и ты продукт Майка Карша, гениальный и неподдельный. Помни, чему я учил тебя в газетном деле. — Голос Карша слегка дрожал, потом он торопливо бросил: — Ты сделаешь это? Помни, чему я тебя учил. А все остальное забудешь? Все, что я сделал?

— Конечно, Майк. Конечно. Посиди спокойно. Мы сейчас…

Террел уставился на трубку. Связь прервалась.

— Патруль выехал, — сказал Такерман.

— Сэм, иди сюда! — позвал Уиллер. Он стоял у большого окна на улицу, дождь прорезал стекло длинными серебряными полосами. Террел подошел сбоку, захваченный тревогой в его голосе. Такерман остановился сзади, и Уиллер горьким безжизненным голосом пошутил:

— Ваши билеты, пожалуйста.

На улице внизу было темно, только полоска света падала на мостовую перед ночным баром.

Террел увидел Карша, стоявшего в этом пятне света, его квадратную фигуру, лицо скрывала тень от шляпы. Даже на таком расстоянии Террел видел мундштук во рту Карша и блеск белого шарфа вокруг шеи.

Машина вывернула на улицу в полуквартале от Карша и двинулась к нему с погашенными огнями; она тихо катила в темноте, сворачивая к нему. Как тень, Карш повернулся ей навстречу, сигарета залихватски торчала в зубах.

Они наблюдали эту немую сцену — толстые стены «Кол Бюлетин» укутывали их коконом тишины.

Машина вдруг набрала скорость и проскочила мимо Карша. Когда она исчезла, Карш лежал в канаве, маленький и нереальный, как сломанная игрушка в выдуманной детской жизни. Тишина делала картину жуткой до невероятия.

Мгновение Террел не осознавал, что случилось; он думал, что Карш успел отскочить. И только увидев осколки стекла на тротуаре, он понял, что Карш мертв. Пули, убившие его, разбили витрину.

Уиллер взвыл и ударил по стеклу перед собой.

— Уборка мусора будет улучшена. Налоги снижены на одну десятую тысячной доли доллара. Вот вам реформа и прогресс, — голос его дрожал.

— Селлерсу конец, — сказал кто-то. — И Тикнору тоже.

Неуместное замечание почему-то задело Террела.

Он повернулся и опустился на стул. Карш не должен был… Эта мысль стучала у него в голове. Только чтобы доказать — доказать что? Что он — Майк Карш. Что он способен на шикарный жест. Никаких сожалений и покаяния. Никаких стенаний о невиновности. Он получил свою сенсацию — и конец.

Экстренный выпуск стал предписанием на освобождение Колдуэла — и эпитафией Майку Каршу.

«Он стал таким, каким я хотел его видеть, — думал Террел. — Запутанным и противоречивым путем он пришел к своей славе».

Такерман пнул его в плечо, когда он шел назад к столу, а Олли сказал:

— Сегодня я хочу надраться. Кто со мной?

В глазах Террела стояли слезы. Никогда в жизни ему не было так плохо. Он чувствовал себя потерянным, страдающим и одиноким.