Смерть Сенеки, или Пушкинский центр - [7]
Теперь оцените заново моё признание: я стал нарушителем. Я преступил. Я так потянулся к Сенеке, а он обернулся ко мне, что мы забыли о колдовской власти актёрских примет.
Я погрузился в чтение «Писем к Луцилию» задолго до того, как мое ФИО оказалось, наконец, в соседстве с прославленным именем Луция Аннея Сенеки, а подпись Г.А. Товстоногова развеяла обещающие туманы…
Вспоминая злополучное представление за порогом нового века и не надеясь на трезвость давних оценок, я с опозданием обратился к людям компетентным, на память не жалующимся, а главное, вызывающим у меня чувство доверия. Их оставалось не так много…
— «Иван»? — переспросила заведующая костюмерным цехом Татьяна Руданова. — Боюсь наврать, но там играли Ковель и Лебедев… Что-то о награде… Валя была в такой «плюшке», ну, в жакетке, по деревенской моде. А Лебедев менял пять пар галифе. Понимаешь, одни и те же галифе по ходу дела превращаются в обноски, а у костюмеров — пять пар, которые он меняет… Что ещё?.. Гога задумал финал, там стояли деревья, а из гнёзд должны были вылетать ненастоящие вороны… Были двое военных: Валя Караваев — генерал, а Саша Москвин — полковник из военкомата. Кителя были специально сшитые, хорошо на них сидели… Они до сих пор у меня висят… Немного он шёл, «Иван», совсем немного…
— Воля, — решительно сказал мой друг и соратник Изиль Заблудовский, — это было полотно, которое хотелось скорее забыть, чем помнить. К счастью, я не был там замешан.
Всю жизнь Заблудовский стремился к правде и думал о справедливости.
— А кто ещё там был?..
— По-моему, Мироненко…
— Юзеф? — воскликнул я. — Замечательно!
Тоже друг и тоже соратник, Мироненко принимал участие во всех моих предприятиях, театральных и студийных, да и как ему было не участвовать в них, если он — мой однокурсник по Ташкентскому театральному, Лаэрт в «Гамлете» ташкентского театра и, не без моего участия, принят в БДТ…
— Юзик, привет, дорогой!.. Скажи мне, пожалуйста, ты кого играл в спектакле «Иван»?..
— Здорово, Воля… В спектакле «Иван» я играл… Такого забулдыгу… Смешная фамилия… Забыл… Я там глазом бутылку открывал…
— Глазом?!
— Ну, был такой номер... На глаз мазал клей и на пробку… Пробка с винтом… Брал бутылку глазом, руками её крутил, отвинчивал, а пробка оставалась на глазу.
— Ты смотри!..
— Это Георгий Александрович придумал… Там ещё Кузнецов репетировал, а потом заартачился, и вместо Севы назначили Мишу Данилова…
— Ну, да, — сказал я, — кто артачится, того снимают, это я знаю по себе. Теперь и сам так делаю… Знаешь, я думаю, что номер с пробкой, это у Гоги — из Грузии…
— Может быть, — он засмеялся. — Там ещё Рыжухин играл старого деда, а Иван приходил к нему, чтобы организовать пьянку. Дед припёр из города бананы, и никто не знал, как их есть. То ли так, с кожурой, то ли солить, то ли варить… И я — тут как тут… Такая сценка была. А остальное — бред. Абсолютно дикая пьеса. Дина Шварц выбирала…
Полотно постепенно заполнялось деталями.
Театр — Атлантида, и, как Атлантида, обречён утонуть во времени. В нашем случае — прямо на глазах. Как спасти от безумной воронки, уже затянувшей так много близких людей?..
Вот они, перед тобой!.. Берись за перо, как за весло спасения. Верни их и покажи такими, как знаешь и любишь, верни, если можешь, отступая от любых правил. Друзья — дороже правил, а это — твои друзья. Может быть, и у читателя хватит отваги взглянуть в глаза уходящей жизни.
Вот они… Справа и слева от воскрешающей рукописи тихо устроились две длинные тени. Их двойникам я не успел отдать своих долгов при жизни. Пусть войдут. Пусть появляются, преграждая мою дорогу, где и когда хотят. Они — часть меня самого...
Вот — Изиль Заблудовский, по прозвищу Шнур…
А вот — «узбекский хохол» Юзеф Мироненко…
Заблудовский, названный Изилем, что значит «Исполняй Заветы Ильича», пришёл в БДТ задолго до меня. Да что там!.. Задолго до Товстоногова. Все Гогины годы работал с ним. И верно служил театру, взявшему Гогино имя.
Заблудовский прошил собою шестьдесят шесть лет жизни Большого Драматического, прошил насквозь, прошнуровал… «Ты — Сквозник-Заблудовский», назвал я его однажды, не повторяя впредь немудрёного каламбура.
Невыносимо долго он занимал скромнейшее положение и был искренне поражён вспышкой интереса к нему молодых режиссёров нового века. Когда труппа такая сильная, бо́льшая половина её оказывается в тени. Когда лес начинает редеть, выходит вперёд здешний подлесок. И дело не в возрасте, а в действительном даровании. И уже другом освещении…
— Готовь Мышкина! — сказала Изилю Роза Сирота, — когда из театра ушёл Смоктуновский. — В тебе неврастении больше, чем в Кеше!..
Но Гога назначил на роль Мышкина Игоря Озерова. Он снимался на Ленфильме в роли оперного Ленского и был невозможно красив. О Мышкине Озерова критики не зашумели, но народ в театр всё ещё приходил, чтобы «посмотреть и посравнить...»
— Ну, а ты что же? — спросил я Изиля.
— Ничего, как играл молодого человека в стае Рогожина, так и продолжал… Воля, если мне не предлагают, я не прошу. И тем отличаюсь от многих. В выборе материала я чаще всего ошибаюсь, пьесу читать не умею... Но стоит мне доверить, я стану землю рыть…
Творческая биография Владимира Рецептера много лет была связана с БДТ и его создателем Г.А. Товстоноговым. Эта книга — о театре, об актерах, имена которых (И. Смоктуновский, О. Борисов, С. Юрский, О. Басилашвили, П. Луспекаев) вызывают и благоговение, и живейший интерес: какие они, кумиры? Что происходит в закулисье? Успехи и провалы, амбиции и подозрения, страсти и интриги — все как в жизни, но только более емко и выпукло, ведь это — ТЕАТР.
Владимир Рецептер - необычайно разносторонняя личность: актер, чья творческая биография долго была связана с БДТ и его великим создателем Г.А.Товстоноговым, режиссер, поэт, литературовед-пушкинист. И автор интересной художественной прозы о театре, где герои (всем известные, действующие и под своими собственными, и под вымышленными именами) живут, не различая, где `кончается искусство`, а где начинается `почва и судьба`. Театр дает неисчерпаемый материал для писателя: страсти и интриги, амбиции и неудачи, дружба и предательство, любовь и ненависть, зависть к таланту и искреннее благоговение перед ним..
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Жизнь игра, а люди актеры — затасканная фраза. Но ведь актеры — люди, они живут, встречаются, умирают, ссорятся. Про всё это повестьВладимир Эммануилович Рецептер долгое время играл в Большом Драматическом Театре, в тот самый момент, когда им руководил Георгий Товстоногов, а его правой рукой была Дина Шварц. Но время течет и Рецептер ушел, а уйдя стал писать воспоминания, как хорошо ему было в театре.В повести 3 части — 3 истории:1 часть — повествует про актерскую семью Алексеевых, об их жизни и их закате, в доме для ветеранов сцены на Петровском, 13, о том, как супруги путешествовали по городам и весям.2 часть «Хроника юбилейного спектакля».
«…Попадание в одну палату двух бывших Гамлетов, двух бывших артистов БДТ, двух пациентов со слуховыми аппаратами в ушах иначе как «странным сближением», вслед за Пушкиным, не назовешь. Но именно эти обстоятельства отметили новоявленные соседи, ощутив друг к другу неподдельный взаимный интерес. «Два Гамлета, два гренадера…» – мелькнуло в голове артиста Р. на знакомый мотив, и он подумал, что среди многолюдной актерской братии те, кому выпало сыграть роль принца Датского, составляют некое сообщество, что-то вроде ордена, все члены которого связаны тайной ревностью и высокой порукой.
Творческая биография Владимира Рецептера много лет была связана с петербургским БДТ и его создателем Г.А. Товстоноговым. Это книга о театре и об актерах, чьи имена вызывают и восхищение, и живейший интерес.В книгу вошли все жанры прозы Владимира Рецептера — роман «Жизнь и приключения артистов БДТ», повесть «Булгаковиада» и рассказ «У меня в ушах бананы…».
«Отчего-то я уверен, что хоть один человек из ста… если вообще сто человек каким-то образом забредут в этот забытый богом уголок… Так вот, я уверен, что хотя бы один человек из ста непременно задержится на этой странице. И взгляд его не скользнёт лениво и равнодушно по тёмно-серым строчкам на белом фоне страницы, а задержится… Задержится, быть может, лишь на секунду или две на моём сайте, лишь две секунды будет гостем в моём виртуальном доме, но и этого будет достаточно — он прозреет, он очнётся, он обретёт себя, и тогда в глазах его появится тот знакомый мне, лихорадочный, сумасшедший, никакой завесой рассудочности и пошлой, мещанской «нормальности» не скрываемый огонь. Огонь Революции. Я верю в тебя, человек! Верю в ржавые гвозди, вбитые в твою голову.
Нет повести печальнее на свете, чем повесть человека, которого в расцвете лет кусает энцефалитный клещ. Автобиографическая повесть.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Быль это или не быль – кто знает? Может быть, мы все являемся свидетелями великих битв и сражений, но этого не помним или не хотим помнить. Кто знает?
Они познакомились случайно. После этой встречи у него осталась только визитка с ее электронным адресом. И они любили друг друга по переписке.