Смерть ради смерти - [52]
Он снова хотел сделать над собой усилие и избавиться навсегда от своего «доказательства». И снова понял, что не может. Ему нужны эти протоколы и фотографии как подтверждение его правоты. Их никто не найдет, пока он жив. А после смерти ему будет все равно…
Осталось совсем немного, и он получит наконец деньги, которые сделают его свободным. Он ни за что не уедет из России, это бессмысленно. Ему не нужна заграница, ему не нужны комфорт и успех, лимузины и вилла с бассейном и прислугой. Ему нужен дом, большой крепкий дом в лесу, и вездеход, чтобы раз в неделю, а лучше — раз в месяц ездить за покупками. И все. Больше ему ничего не нужно. Жить в глуши, никого не видеть, никого не слышать. С женой развестись, оставить ей квартиру в Москве, пусть живет как знает. Она и не расстроится, наоборот, будет, наверное, даже довольна, оставаясь в трехкомнатной квартире. Она его не любит… Что? Как он подумал? Не любит? Надо же, засмеялся он про себя, слишком долго думал о Евгении, все ее слова вспоминал, вот и употребил машинально. Впрочем, его жене, наверное, неведомо, что никакой любви нет, она тоже меряет свою и его жизнь этими глупыми мифическими мерками. Уж сколько раз за последний месяц он вот так встает по ночам и подолгу сидит в кабинете, и ведь ни разу она не проснулась, не почувствовала, что его нет рядом. Нет, она обрадуется, когда он предложит ей развестись и разъехаться. Он ей не нужен. Как, впрочем, и она ему.
Он начал мечтать о доме, который построит в глухом лесу. Обязательно из кирпича. Двухэтажный, с гаражом и сауной. С сухим подвалом, чтобы хранить в нем продукты. С собственной котельной, чтобы было тепло. Нужны будут большие деньги, чтобы провести туда электричество и телефонную связь. Но денег должно хватить, если Мерханов не обманет.
Он возьмет с собой книги и своего Алмаза, шотландского сеттера, черного с рыжими лапами и с трогательными рыжими кружочками над глазами. Алмаз — единственное существо на свете, которое его не раздражает.
5
Для визита в Министерство науки Насте пришлось одеваться в соответствии с требованиями приличий. Джинсы и свитер не годились ни в коем случае. Она долго стояла перед открытым шкафом, прикидывая, что бы такое надеть, что не стесняло бы движений, но выглядело строго и официально. Наконец она остановила свой выбор на черных брюках и оливковом пиджаке с черной отделкой. Этот костюм она купила осенью на деньги брата, который хотел сделать ей подарок, но так ни разу его и не надела. И, видимо, больше не наденет, только вот сегодня, и то ради министерства.
С Гордеевым она встретилась в вестибюле. Он заметно нервничал.
— Ты понимаешь, куда и зачем мы идем? — вопрошал он, пока они шли по длинному, покрытому ковровой дорожкой коридору. — Мы идем к серьезному человеку и собираемся предъявить серьезное обвинение Институту, который он курирует. Без сильных доказательств в руках нам здесь делать нечего, мы будем смешно выглядеть.
— Ну и пусть, — беззаботно отвечала Настя. — Пусть над нами посмеются, зато мы получим ответы на наши вопросы и по крайней мере будем уверены, что того кошмара, который я придумала, нет и в помине. По-моему, это лучше, чем сомневаться. Нет?
— Нет, — резко ответил Колобок, отыскивая глазами нужную им дверь. — Я, дорогая моя, уже не в том возрасте, чтобы выставлять себя на посмешище. У нас, между прочим, свобода печати, и завтра в газетах может появиться фельетон о том, какие безграмотные люди работают на Петровке и охраняют покой доверчивых москвичей. Мол, в школе мы все плохо учились и элементарного курса физики не знаем. Зато по литературе у всех были сплошные пятерки и все дружно читают научную фантастику. Ты не забыла, сколько мне лет?
— Скоро пятьдесят пять.
— Именно. И если ты, поганка мелкотравчатая, меня подставила, я тебе голову отверну. Поняла?
— Поняла, Виктор Алексеевич. Голову отвернете.
— Нам сюда. Заходи.
В приемной сидела злобная девица с крысиным лицом. При виде Гордеева и Насти она только слегка приподняла голову с прилизанными волосами и уставилась на них, не говоря ни слова.
— Николай Адамович назначил нам на 10.30, — вежливо произнес Гордеев.
Девица молча поднялась и вошла в обитую красным дерматином дверь. Через полминуты она вернулась и так же молча встала у открытой двери, держась за ручку. Видимо, это означало приглашение войти.
Николай Адамович Томилин встретил гостей весьма радушно, усадил в кресла, предложил чай или кофе. Гордеев от угощения отказался, а Настя попросила кофе.
— Я внимательно вас слушаю, — борясь с астматической одышкой, сказал Томилин. — Что могло привести такую очаровательную женщину в наше скучное научное министерство?
— Николай Адамович, — начала она, — не было ли в Институте, который вы курируете, научных разработок, направленных на создание излучения, благотворно воздействующего на нервно-психическую сферу человека?
— Откуда такой странный вопрос? — заколыхался всем своим тучным телом Томилин, что, видимо, должно было знаменовать собой смех. — С каких пор уголовный розыск интересуется научной проблематикой, связанной с электромагнитными излучениями?
