Смерть приходит в розовом - [27]

Надеяться на что-то проливающее свет на совершение преступления при таком странном поведении Верочки не приходилось. К тому же назойливые расспросы могли вызвать у нее очередной приступ боли, и я счел благоразумным подняться и, не попрощавшись (играли гордость и презрение), отправиться в прихожую. Но сделав всего несколько шагов, услышал за спиной умоляющее Верочкино:

— Прошу вас, не уходите.

Я развернулся. Призывным жестом она приглашала присесть рядом. Пришлось подчиниться.

— Вот умру и никто не узнает всей правды, — поведала, как казалось, она свою печаль и продолжила: — Все вам расскажу, а вы уж поступайте, как заблагорассудится.

— Хорошо, — пообещал я.

Начала она с неожиданного для меня признания:

— Стреляла в Окунева я. Готовилась к этому уже давно. А тут, сразу после вашего телефонного звонка, ненависть до того круто взыграла, что сорвалась и поехала к нему на дачу с единственной целью — убить. Почему он должен жить и развратничать, а я, потратившая столько нервов на него и наверняка этим спровоцировавшая болезнь, должна незаметно уйти в могилу?! Несправедливо. Человек, сломавший мне жизнь, не должен был больше ломать ее другим.

— Но розовое платье? — не совсем верилось в рассказ Верочки.

— Оно было у меня, я отдала его затем Светлане, — при упоминании имени подруги она всхлипнула. — Окунев мне первой подарил такое платье. Рисовал яркими красками нашу дальнейшую жизнь, но не торопился строить ее наяву. Все же он закружил мне голову, и я развелась с мужем. А когда от него появился ребенок, он отвернулся от меня, как от какой-то шлюхи, заявив, что это не его дитя.

— У вас от Окунева ребенок? — с недоверием вырвалось у меня.

— Да, он живет сейчас с моей мамочкой, — Верочка опять всхлипнула. — Он часто болеет. Испытанные мною нервотрепки сказались на его здоровье. О каком спокойном вынашивании ребенка можно говорить, если папаша завел себе новую пассию и подарил ей такое же платье. Правда, и Тамару ждала та же участь быть покинутой, но по этому поводу она сильно не расстраивалась, она своего добилась — места заместителя. Не надеясь усовестить Окунева, я, уже будучи беременной на последних месяцах, пыталась взывать к ней, просила проявить сострадание и благоразумие. Умоляла, плакала, но Тамара оказалась слишком бессердечной и высокомерной. Для достижения целей ей ничего не стоило переступить через человека. И вот однажды наши устремления совпали. Это произошло после того, как мне поставили страшный диагноз: рак. Она приперлась в больницу с соболезнованием. И вот тогда при ней я заявила в порыве ненависти — не только к своему бывшему любовнику, но и к пришедшей проведать меня, — что готова убить Окунева за все мои страдания. После больницы я ненадолго, до первого обострения болезни, вышла на работу. Тамара стала уделять мне повышенное внимание. Потчевала сплетнями, сообщала мерзкие подробности из жизни Окунева — в общем, старалась не дать погаснуть неприязни к этому человеку. Старалась-то Тамара, конечно, зря: ненависть к нему, казалось, прилипла ко мне навечно, и я мстительно радовалась даже его каким-то мелким неудачам. Но тут врачи дали мне первую группу инвалидности и несколько месяцев на медленную смерть и на то, чтобы привести свои земные дела в порядок.

Обреченный способен на все, и этим воспользовалась Тамара. Она объявилась у меня, и весь произошедший между нами разговор свелся к обсуждению одного вопроса: должен ли жить человек, доставивший столько боли и мучений другим. Я, конечно, не верила, что Тамара перенесла какие-то издевательства со стороны Окунева, просто ей хотелось занять его место, несомненно прибыльное. Как заместителю ей тоже что-то перепадало, но, скорее всего, крохи. И вот тут, в конце нашей встречи, как бы ненароком ей была названа огромная, по моим понятиям, сумма, которую Тамара готова заплатить наемному убийце. Сказано было как бы в качестве горькой шутки, но я-то понимала, что это предложение. Оставалось лишь неясным: то ли она моими руками хотела совершить акт мести, то ли предлагала совместно поучаствовать в реализации плана. Но он мог бы так и остаться планом, невоплощенной в реальность идеей, если бы моему ребенку не потребовалась дорогостоящая операция. Требующиеся деньги я за всю свою жизнь не заработала. Перед Окуневым унижаться не хотела, чувствовала: откажет. И вот тут… — Верочка примолкла, ее личико сморщилось. Она помотала головой и пожаловалась: — Память, совсем плохо. Хотела что-то сказать и…

— И тут появилась Света, — попытался продолжить я, и она ухватилась за мою подсказку, повела рассказ дальше.

— Наши взаимоотношения с ней могут показаться странными. Особой дружбы со школьной скамьи не было. Она — натура деятельная, хотела быть сначала спортсменкой, потом пыталась делать карьеру популярной певички, но в итоге связала свою жизнь с уголовным миром. Я же по натуре — начитанная рохля, знавшая все правила этикета, но мало приспособленная к меняющейся действительности. Но она как-то присохла ко мне, видимо, я была для нее маленьким окошечком во что-то светлое и чистое, ей уже недоступное. Ну, а мне тоже надо было с кем-то делиться своими «болячками». А она умела сочувствовать, возможно, и наигранно. Когда я попросила достать пистолет, конечно, за деньги, она удивленно уставилась на меня. «Ты что, хочешь кого-то убить? — и тут же заявила: — У тебя ничего не получится», — и предложила свои услуги. Но деньги-то были нужны мне, и Светлана отступила. Она достала оружие и преподала короткий урок обращения с ним. Затем я встретилась с Тамарой и сообщила, что нашла человека, готового убить Окунева за названную сумму. Она, конечно, настороженно встретила мои слова, видимо, боялась провокации, но мои горячие заверения убедили ее в серьезности намерений. Что произошло на даче — вы уже знаете. Я выехала туда сразу после вашего телефонного звонка. Он явился для меня сильным раздражителем к немедленному совершению возмездия.