Смерть приходит в конце. День поминовения. Лощина - [189]
Она открыла стеклянную дверь на террасу и вышла в сад. Сэр Генри сидел неподвижно, наблюдая за тем, как высокая, стройная фигура удаляется вниз по тропинке. Он казался старым и усталым, а лицо выглядело как у человека, живущего в постоянном страхе.
На кухне заплаканная Дорис Эммотт совсем поникла под строгими упреками мистера Гаджена. Миссис Медуэй и мисс Симмонс исполняли роль хора[201] в греческой трагедии.
— Забегать вперед и делать скоропалительные заключения — так может поступать только неопытная девушка.
— Абсолютно верно, — поддержала миссис Медуэй.
— Если вы увидели меня с пистолетом в руке, правильно было подойти и сказать: «Мистер Гаджен, не будете ли вы так добры дать мне объяснение».
— Или вы могли бы подойти ко мне, — вставила миссис Медуэй. — Я всегда охотно готова объяснить молодой девушке, не знающей жизни, как ей следует поступить.
— Чего вы не должны были делать, — строго продолжал Гаджен, — так это идти и болтать об этом полицейскому… к тому же всего лишь сержанту! Никогда не следует связываться с полицией, если этого можно избежать.
— Достаточно неприятно, когда полицейские в доме.
— Ужасно неприятно, — прошептала мисс Симмонс. — Ничего подобного не случалось со мной раньше.
— Мы все знаем ее сиятельство, — продолжал Гаджен. — Я спокойно ко всему отношусь, что бы ее сиятельство ни сделала… Но полиция не знает ее сиятельства, как ее знаем мы, и не годится, чтобы ее сиятельство беспокоили глупыми вопросами и подозрениями только потому, что она разгуливает с огнестрельным оружием. Это на нее похоже, но у полицейских на уме только убийства и прочие подобные вещи. Ее сиятельство просто очень рассеянная леди, которая и мухи не обидит, хотя нельзя отрицать, что она оставляет вещи в самых необычных местах. Я никогда не забуду, — с чувством добавил Гаджен, — как она принесла живого омара[202] и положила его в холле на поднос для визитных карточек… Я думал, у меня начались галлюцинации!
— Это, должно быть, случилось до меня, — с любопытством заметила Симмонс.
Миссис Медуэй прервала эти откровения, указав взглядом на провинившуюся Доррис.
— Как-нибудь в другой раз, — сказала она. — Так вот, Доррис, мы хотим тебе добра. Связываться с полицией — это дурной тон. Помни об этом! Теперь можешь продолжать заниматься овощами и будь повнимательнее, чем вчера со стручковой фасолью.
Доррис шмыгнула носом.
— Да, миссис Медуэй, — сказала она и, шаркая ногами, пошла к раковине.
— Боюсь, сегодня у меня не получатся пирожные, тут нужна легкая рука, — пророчески произнесла миссис Медуэй. — А завтра это ужасное слушание в суде. Как вспомню, мне всякий раз делается не по себе. Подумать только, чтобы такое — случилось с нами!
Глава 22
Задвижка на калитке щелкнула, Пуаро выглянул в окно и, увидев визитера, очень удивился. Что могло привести к нему Веронику Крэй?
Она вошла, благоухая восхитительными духами, которые Пуаро тут же узнал. На Веронике, как и на Генриетте, был твидовый костюм и уличные туфли, но на этом их сходство заканчивалось.
— Мосье Пуаро. — Тон был мягкий и слегка взволнованный. — Я только сейчас обнаружила, кто мой сосед. Мне всегда хотелось познакомиться с вами.
Пуаро склонился над ее протянутыми руками.
— Я в восторге, мадам.
Вероника приняла эти знаки внимания с милостивой улыбкой, но от чая, кофе или коктейля отказалась.
— Нет-нет. Я пришла только поговорить с вами. Серьезно поговорить. Я обеспокоена.
— Вы обеспокоены? Мне очень жаль.
Вероника со вздохом опустилась на стул.
— По поводу смерти Джона Кристоу. Завтра предварительное слушание. Вы знаете об этом?
— Разумеется.
— Все это так невероятно…
Она внезапно замолчала.
— Едва ли кто мне поверит. Но вы, я думаю, сможете поверить, потому что знаете кое-что о человеческой природе.
— Да, немного знаю, — согласился Пуаро.
— Ко мне приходил инспектор Грэйндж. Он вбил себе в голову, будто я ссорилась с Джоном, что отчасти верно, но совсем не так, как он думает… Я сказала ему, что не видела Джона пятнадцать лет, и он мне просто-напросто не поверил. Но это правда, мосье Пуаро.
— Если это правда, ее легко доказать. Зачем же беспокоиться?
На его улыбку Вероника ответила самой дружеской улыбкой.
— Дело в том, что я просто не решилась рассказать инспектору, что случилось на самом деле в субботу вечером. Это было настолько невероятно, что инспектор, конечно, не поверил бы, но я чувствовала, что должна кому-нибудь рассказать. Поэтому я пришла к вам.
— Я чрезвычайно польщен, мадам, — тихо произнес Пуаро.
Любезность Пуаро, как он успел заметить, она приняла как должное. «Эта женщина, — подумал он, — чрезвычайно уверена в производимом ею впечатлении. Настолько уверена, что может, пожалуй, иногда допустить ошибку».
— Пятнадцать лет назад мы с Джоном были помолвлены. Он был очень влюблен в меня… настолько, что иногда это даже пугало. Он хотел, чтобы я оставила сцену, отказалась от привычного образа жизни. Он был так деспотичен и одержим, что мне стало ясно — я этого не вынесу. И я разорвала помолвку. Боюсь, он принял все слишком близко к сердцу.
