Смерть приходит в конце. День поминовения. Лощина - [150]
Она начала говорить об Эйнсвике, и они оба погрузились в воспоминания.
— Ты помнишь нашу белку? Со сломанной лапкой? Помнишь, мы посадили ее в клетку, и она поправилась.
— Конечно, помню! У нее было такое странное имя… Не могу сейчас припомнить.
— Колмондели-Марджорибэнкс!
— Правильно!
Оба засмеялись.
— Старая домоправительница миссис Бонди всегда говорила, что в один прекрасный день белка удерет в дымоход!
— Мы так возмущались…
— А белка потом все-таки убежала!
— Это все миссис Бонди, — с уверенностью сказала Генриетта. — Она внушила белке мысль о побеге! Все осталось по-прежнему, Эдвард? — спросила она, помолчав. — Или переменилось? Я всегда представляю себе Эйнсвик таким, как он был раньше.
— Почему бы тебе не приехать и не посмотреть самой, Генриетта? Ты очень давно не была в Эйнсвике.
— Да… — В самом деле, почему она так долго не ездила в Эйнсвик? Вечно чем-то занята, увлечена, связана с другими…
— Ты всегда желанная гостья, Генриетта!
— Очень мило с твоей стороны, Эдвард! «Какой он славный, — снова подумала она, — и какой у него прекрасный череп!»
— Я очень рад, что ты любишь Эйнсвик, Генриетта!
— Эйнсвик — самое прекрасное место на земле! — задумчиво сказала она.
Длинноногая девочка с гривой растрепанных каштановых волос, счастливая девчушка, которой и в голову не могла прийти мысль о том, что приготовила для нее жизнь. Девочка, любившая деревья… Она была так счастлива и, конечно, не догадывалась об этом! Если б можно было вернуться назад…
— Игдрасиль[155] все еще стоит? — внезапно спросила она.
— Его разбила молния.
— О нет, только не Игдрасиль!
Это огорчило Генриетту. Игдрасиль — так она называла большой дуб в Эйнсвике. Если боги могли сразить Игдрасиль, тогда жди беды… Лучше назад не возвращаться.
— А ты помнишь твой особый знак, знак Игдрасиля? — спросил Эдвард.
— Смешное дерево, какого на свете не бывает, которое я всегда рисовала на клочках бумаги? Я до сих пор его рисую! На промокашках, в телефонных книгах, во время игры в бридж… Стоит мне только задуматься, как моментально появляется Игдрасиль! У тебя есть карандаш?
Он протянул ей карандаш и блокнот, и она, смеясь, быстро нарисовала причудливое дерево.
— Да! — воскликнул Эдвард. — Это Игдрасиль!
Они поднялись почти до конца тропы. Генриетта села на ствол поваленного дерева. Эдвард опустился рядом. Она смотрела вниз, сквозь деревья.
— Все здесь немного напоминает Эйнсвик. Карманное издание Эйнсвика. Тебе не кажется, Эдвард, что именно поэтому Люси и Генри поселились в «Лощине»?
— Возможно.
— Никогда не знаешь, что у Люси на уме, — медленно сказала Генриетта. Немного помолчав, она спросила: — Эдвард, чем ты занимался все это время?
— Ничем…
— Звучит умиротворенно.
— Я не очень-то гожусь для деятельной жизни.
Генриетта быстро взглянула на него. Что-то не совсем обычное было в его тоне. Но он спокойно улыбался. И снова Генриетта ощутила горячую, глубокую привязанность к Эдварду.
— Наверное, ты поступаешь мудро.
— Мудро?
— Да, избегая активной деятельности.
— Странно, что это говоришь ты, Генриетта, — медленно произнес Эдвард. — Ты, человек, добившийся такого успеха!
— Ты считаешь меня преуспевающей? Смешно!
— Но это действительно так, дорогая! Ты художник и должна гордиться собой!
— Да, многие говорят мне об этом, — воскликнула Генриетта. — Но они не понимают, не понимают главного. Даже ты, Эдвард! Скульптура — не то, что выбирают, она сама выбирает тебя. Преследует, мучит, изводит вконец, так что рано или поздно ты должен поладить с ней. Тогда на время наступит покой. До тех пор, пока все опять не начнется сначала.
— Ты хочешь покоя?
— Иногда мне кажется, что я хочу этого больше всего на свете.
— Ты можешь обрести его в Эйнсвике. Я думаю, там ты можешь быть счастлива. Даже… даже если тебе придется терпеть мое присутствие. Что ты думаешь об этом? Генриеттта, мне хочется, чтобы Эйнсвик стал твоим домом. Он неизменно ждет тебя…
Генриетта медленно покачала головой.
— Если бы ты не был так мне дорог, Эдвард, легче было бы сказать «нет»!
— Значит, все-таки — нет!
— Мне очень жаль…
— Ты не раз говорила это, но сегодня… сегодня я думал, все может быть иначе: ты ведь была счастлива, когда говорила об Эйнсвике. Ты не станешь отрицать…
— Очень счастлива!
— Даже лицо… Ты выглядишь моложе, чем утром!
— Я знаю.
— Мы были счастливы, говоря об Эйнсвике, думая о нем. Генриетта, неужели ты не понимаешь, что это значит?
— Это ты, Эдвард, не хочешь понять. Все это время мы просто жили в прошлом.
— Иногда прошлое — самое подходящее место для жизни.
— Нельзя вернуться в прошлое. Это невозможно.
Эдвард помолчал.
— Ты хочешь сказать, — произнес он тихо и спокойно, — что не можешь выйти за меня замуж из-за Джона Кристоу.
Генриетта ничего не ответила.
— Это ведь так, не правда ли? — продолжал Эдвард. — Если бы на свете не было Джона Кристоу, ты вышла бы за меня замуж…
— Я не могу представить себе мир, в котором нет Джона Кристоу, — резко сказала Генриетта. — Ты должен это понять.
— Если это так, почему бы ему не развестись с женой, чтобы вы могли пожениться?
— Джон не хочет разводиться с женой. И я не знаю, смогу ли я выйти за него замуж, даже если бы он развелся. Это… Это все совсем не так, как ты думаешь!
