Смерть после бала - [79]

— В нем было столько обаяния, — сказал Аллейн вслух, и голос матери ответил ему с невозмутимым спокойствием:

— Да, столько обаяния. Свойство, которое природа распределяет самым несправедливым образом.

— Ты не добавила: «как я иногда думаю», — сказал Аллейн.

— Почему я должна это добавлять?

— Люди часто используют эту фразу, чтобы смягчить категоричность своих высказываний, но ты слишком уверена в себе для этого.

— У Банчи обаяние было неотъемлемой чертой характера, поэтому в его случае это не было несправедливостью, — сказала леди Аллейн. — Мы будем обедать? Уже объявили.

— Бог мой! — воскликнул Аллейн. — А я и не заметил.

Когда они перешли к кофе, он спросил:

— А где Сара?

— Она обедает у друзей, а потом едет с ними в театр. Там есть кому за ней присмотреть.

— Она видится с Роуз Бирнбаум?

— Мой дорогой Родерик, скажи на милость, кто это — Роуз Бирнбаум?

— Это бремя миссис Холкат-Хэккет на нынешний сезон. Профессиональное бремя.

— А, эта девушка! Бедняжка, да, я ее помню. Не знаю, общается с ней Сара или нет. А в чем дело?

— Мне хотелось бы, чтобы ты как-нибудь пригласила ее. Только не на официальный прием, у нее развился комплекс неполноценности на этот счет. Бедняга являет собой один из самых печальных побочных продуктов лондонского сезона.

— Понимаю. Мне всегда было удивительно, зачем такая исключительно бессердечная и жесткая женщина связалась с платной протеже. Что, у Холкат-Хэккетов туго с деньгами?

— Не знаю. Подозреваю, что она испытывает сейчас острую нужду в деньгах.

— Уизерс, — сказала леди Аллейн.

— Эге, откуда тебе известно про Уизерса?

— Мой дорогой Рори, ты забываешь, что все вечера я просиживаю в обществе мамаш и бабушек.

— Сплетничаете, — заключил Аллейн.

— В сплетнях нет ничего такого уж дурного, как ты думаешь. К тому же я всегда утверждала, что мужчины не менее женщин охочи до всяких скандалов.

— Я знаю.

— Миссис Холкат-Хэккет не пользуется большой популярностью, поэтому ей с удовольствием перемывают косточки. Она типичная оппортунистка. Никогда не пошлет приглашения, если не будет знать, что оно окупится, и никогда не примет ни одного, которое может хоть чуть-чуть уронить ее престиж. Доброта также не входит в число ее добродетелей. И она удручающе простая и вульгарная женщина, хотя само по себе это не имеет никакого значения. Простые люди могут быть необыкновенно обаятельными. Так же как и грубияны. Мне кажется, ни одна женщина не в состоянии страстно влюбиться в мужчину, если в нем не будет чувствоваться некой примитивной грубой силы.

— Ну, знаешь ли, мама!

— Я имею в виду в самом утонченном смысле. Этакий налет высокомерия. Ничто с этим не может сравниться, дорогой. Если ты слишком деликатно обращаешься с женщиной и щадишь ее чувства, она, возможно, поначалу будет испытывать к тебе благодарность, но в большинстве случаев закончит тем, что станет презирать тебя.

Аллейн кисло поморщился.

— Короче, к женщине нужно применять силу, так, по-твоему?

— Не обязательно, но пусть она думает, что ты можешь ее применить. Конечно, это унизительно, но девяносто девять женщин из ста любят чувствовать, что мужчина в состоянии держать их в узде. Восемьдесят из них будут это отрицать. Тебе самому не раз доводилось слышать, как замужняя женщина с удовлетворением заявляет, что муж не позволяет ей делать то или это. Почему бездарные пошлые романчики с сильными молчаливыми героями до сих пор пользуются популярностью у слабого пола? Что, по-твоему, привлекает тысячи женщин в киногерое, у которого интеллекта не больше, чем у москита?

— Его актерские способности.

— Ох, Родерик, не будь занудой. Прежде всего им нравится его грубая мужская сила. Можешь мне поверить, именно это привлекает девяносто девять из ста.

— Но, может быть, и к несчастью, всегда остается еще одна, сотая женщина.

— Да и в ней нельзя быть до конца уверенным. Я всегда считала, что не отношусь к тому типу женщин, которые любят принижать собственный пол. Я в некотором роде даже феминистка, но не позволю этим девяноста девяти (мой Бог, это уже начинает звучать как рефрен) заговаривать мне зубы.

— Ты ужасно своенравная особа, мама, и сама это прекрасно знаешь. Но не думай, что тебе удастся заговорить зубы мне. Как я понимаю, ты предлагаешь мне ворваться к мисс Агате Трой, вытащить ее за волосы из студии, грубо схватить своей мужественной рукой поперек туловища и отнести в ближайший отдел записи актов гражданского состояния?

— Я бы предпочла, чтобы это была церковь. Уж церковь-то отлично знает все то, о чем я тебе говорила. Возьми, к примеру, венчальный обряд. Обескураживающе откровенное выражение первобытной дикости, свойственной нашим понятиям о браке.

— По-твоему, то же самое можно сказать и о лондонском сезоне?

— В известном смысле, да. Почему бы и нет? Если ты в состоянии увидеть и осознать варварские аспекты сезона, это помогает тебе сохранить чувство пропорции и получить удовольствие от всего происходящего. Как мне, например. Я наслаждаюсь от души. То же самое делал и Банчи Госпелл. Когда я думаю о нем, — сказала леди Аллейн, и ее глаза заблестели от слез, — когда я вспоминаю, как он оживленно болтал с нами сегодня ночью, как был доволен, что бал у Ивлин удался, каким он был веселым и реальным, я просто никак не могу осознать, что…