Смерть под парусом - [85]

Мертвенно-бледное лицо Эвис было маской безысходного страдания. Она не шелохнулась, не заплакала — просто застыла, уставившись потухшим взглядом в одну точку.

— А ведь я всё время подозревал её, — вставил Филипп.

Тони добавила:

— Я тоже в первую очередь подумала на неё, но я считала, что у неё не хватит духу…

— Прекратите, Тони, — оборвал её Финбоу. — Молите бога, чтобы вам никогда не пришлось оказаться в таком положении… Итак, когда я разобрался, какие чувства руководили поступками Эвис, всё остальное стало ясным как день — как вам сейчас, я надеюсь. Затем я присутствовал при погружении на дно Алоиза Беррелла. Увидев то, что он извлёк со дна, эти атрибуты преступления, которые должны были служить вещественными доказательствами самоубийства, я был поражён и в то же время получил истинное удовольствие. Находка Беррелла давала исчерпывающий ответ на первый вопрос. Я уже говорил Иену, что в жизни не встречал более смелого и более красиво задуманного плана. Самоубийство, замаскированное под убийство, само по себе загадочное явление. Но коварное убийство, принявшее при помощи хитроумных уловок вид самоубийства, способно поставить в тупик кого угодно… если человек не обладает абстрактным мышлением.

Когда я принёс вам весть о том, что Роджер покончил с собой, я наблюдал за Эвис. Она держалась отлично, но тревога её не улеглась. Тогда я сделал вывод: коль скоро она и после этого продолжает нервничать, значит, существует какая-то улика, способная доказать виновность Кристофера. Для меня было несомненно, что у Эвис хранится нечто такое, от чего она всё время стремится избавиться. То она требует зажечь камин, когда не так уж холодно, то бродит ночью по дому. А сегодня после чая я убедился в правильности своего предположения: когда я последовал за ней в её комнату, я застал Эвис за сожжением своего дневника.

— Что ты имел в виду, когда сказал «если я не ошибаюсь?» — перебил я.

Он мягко улыбнулся.

— Что я мог и ошибиться, — ответил он и стал развивать свою мысль дальше: — Причиной постоянной нервозности и беспокойства Эвис, оказывается, был её дневник. Она места себе не находила, опасаясь, что скоро будет произведён обыск и у неё найдут улики против Кристофера. Но на маленькой вилле, где шага не сделаешь, чтобы кого-нибудь не встретить, не так-то легко избавиться, от чего бы то ни было без свидетелей. Кстати, Эвис, что было такого опасного в вашем дневнике? Дрожащим голосом Эвис ответила:

— Там было много всякого. Два года назад, например, я сделала такую запись: «Кристофер обречён. Бедняжка! Как это ни печально, но он недолго протянет. Он не хочет, чтобы об этом кто-нибудь знал, поэтому мы условились молчать». Другая запись сделана совсем недавно: «Только что получила очередное письмо от кузена — в нём весь Роджер. Он пишет, что я не должна выходить замуж за Кристофера, что, возможно, он и получил бы эту должность в Малайе, но из-за болезни это невозможно! И ещё много другого…

— Так! — произнёс Финбоу. — Тогда не удивительно, что вы хотели сжечь дневник. А скажите, пожалуйста, — это до сих пор для меня загадка, — как Кристоферу удавалось скрывать свою болезнь? Ведь ни одна душа, кажется, не знала о его недуге, кроме Роджера… ну и вас, поскольку Роджер, любя вас, рассказал вам об этом.

Эвис едва удерживалась от слёз. Еле слышно она прошептала:

— У Кристофера железное самообладание. Он решил, что если поправится, то незачем кому бы то ни было знать о его болезни, а если нет — что казалось более вероятным, — то не всё ли равно, отчего человек умер. Он решил молчать… и постарался загореть. Он мне сам говорил: «Главное — обгореть как головешка. Тогда любой дурак будет считать, что ты здоров как бык!» И действительно, никому и в голову не приходило, что он опасно болен.

— Это так похоже на Кристофера, — заметил Финбоу. — Точно так же, почти безукоризненно, он держал себя и после убийства. Сразу нашёл верный тон и не стал изображать святую невинность. Для пущей убедительности даже пистолет привёз из Лондона и показал его Берреллу, пояснив, что оружие может пригодиться ему в Малайе. Беррелл с ним согласился. Я готов держать пари, что если бы Беррелл почему-либо не нашёл пистолет, из которого стреляли в Роджера, то Кристофер позаботился бы о том, чтобы во время повторного прочёсывания дна сержант обязательно нашёл бы пистолет… правда, уже другой… и всё равно пришёл бы к выводу, что смерть Роджера — результат самоубийства.

— Жаль, что до этого не дошло, — заметил Уильям. — Задумано было здорово!

— Второй пистолет был в коричневом бумажном пакете, который я оставил в лодке, — как бы ненароком обронил Финбоу.

— Теперь, Финбоу, нам всё понятно, — сказал я. — Только я считаю несправедливым, если Кристоферу придётся поплатиться жизнью из-за такого подонка, как Роджер.

— Роджер и правда скотина, — высказался Филипп. — Большего мерзавца трудно себе представить.

Эвис плакала. И сквозь рыдания мы услышали:

— Я никогда не любила Кристофера. Но как бы я хотела полюбить его!

Финбоу грустно сказал:

— Кристофер был несчастным человеком.

— Почему вы говорите «был»? — встрепенулся Уильям.