Смерть под парусом - [3]

Такого я ещё не слышал. Я даже растерялся. Все прыснули. Филипп продолжал;

— Иен встретился с ней в автобусе. Она читала какую-то книгу, а наш приятель подсел к ней и говорит! «Не хотите ли полистать книжечку, которую я вам предложу?» Она в ответ: «Какую книжечку?» А он: «Железнодорожное расписание». Она снова спрашивает: «Зачем это?» А Иен ей: «Чтоб выбрать подходящий поезд и махнуть вдвоём на край света!» У неё было плоское, как блин, лицо и нос на одну сторону, хотите — верьте, хотите — нет.

Раздался дружный хохот. Роджер заглушил всех, Я сделал попытку оправдаться, но мои слова потонули в общем веселье, к которому волей-неволей пришлось присоединиться и мне. Сквозь смех прорвался резкий, звучный голос Уильяма:

— У Иена отменный вкус, и такая история никак не могла с ним приключиться. А вот Филипп начисто лишён фантазии и такие вещи вполне в его вкусе. Отсюда вывод! этот случай произошёл с самим Филиппом.

Филипп, нимало не смутившись, улыбнулся, а Тони шутливо дёрнула его за ухо.

Я поднял бокал и провозгласил:

— Уильям, мальчик мой, ты спас меня! В знак благодарности предлагаю тост — за твоё здоровье!

Как это было похоже на Уильяма: обычно слова из него не вытянешь, пока он сам не сочтёт нужным вмешаться, но уж если скажет, то в самую точку.

Он сидел в своей излюбленной позе, в которой мы привыкли его видеть, с полуулыбкой на бледном лице, беспрестанно теребя рукой квадратный подбородок. Когда Роджер знакомил нас с ним, он сказал, что это молодой врач с большим будущим. Позднее до меня доходили слухи, что Уильям якобы не прочь был использовать известность Роджера в своих корыстных целях. Признаюсь, меня это нимало не удивило: хотя Уильяму ещё и тридцати не было, в его суждениях и образе мыслей ощущалась твёрдость и прямолинейность, а под внешней бесстрастностью скрывалось незаурядное честолюбие — залог того, что он сможет достичь очень многого, если пожелает.

Он сидел позади Роджера, и его бледность ещё резче бросалась в глаза рядом с брызжущим здоровьем краснощёким Роджером. Если бы мне, не приведи бог, пришлось выбирать для себя онколога — как все люди с отменным здоровьем, я испытывал и испытываю панический страх перед докторами, — я бы, не задумываясь ни на минуту, обратился к Уильяму.

Мы семеро до отказа заполнили каюту. Осушив бокал, я с чувством блаженной расслабленности, которая наступает с последним глотком доброго коктейля, стал изучать компанию.

Чтобы ещё глубже прочувствовать прелесть моего окружения, я начал давать им в уме характеристики — так скряга перебирает свои богатства и каждый раз восхищается, будто видит их впервые.

Приятно быть среди молодёжи, среди друзей. Слева с сигаретой во рту, устремив на меня свой печальный, загадочный взгляд, сидела Эвис. Рядом с Эвис, у самой двери, расположился с бокалом виски в руке её кузен — Роджер Миллз, наш хозяин, преуспевающий врач. Уильям Гарнет занимал один всё сиденье в дальнем углу, он, как все нервные люди, ёрзал на самом кончике, подперев подбородок руками; я мысленно сказал себе: недалёк тот день, когда Уильям затмит всех сидящих сейчас в этой каюте. На боковой койке вдали от двери, запустив руку в пышную шевелюру Филиппа Уэйда, томно откинулась к стене Тони Гилмор. Сам Филипп с полуприкрытыми веками был сейчас живым воплощением блаженной праздности. Затем мой взгляд остановился на Кристофере Тэренте, сидевшем напротив нас; его худое загорелое лицо было наполовину в тени, глубоко посаженные глаза пристально следили за руками Эвис.

Передо мной сидело шестеро милейших молодых людей, жизнь которых казалась мне безоблачной. Кроме Тони, которую в нашем обществе знал, насколько мне было известно, один лишь Филипп, мы все были давние друзья. Три года назад судьба свела нас на юге Италии; совместное пребывание на вилле сблизило нас, я лично очень дорожу этой дружбой и хочу верить, что остальные — тоже. Окинув всех взглядом, я удовлетворённо улыбнулся.

Эвис склонилась ко мне.

— Начинаешь благодушествовать, да, Иен? Мне польстило её внимание.

— Дорогая моя, — сказал я, — благодушие — это одна из разновидностей компенсации безвозвратно ушедшей юности. Мы все рады, что мы снова вместе, снова в кругу друзей. Но вы, молодёжь, почему-то считаете нужным скрывать свои чувства. А я доволен и не боюсь признаться в этом.

— Старость, должно быть, чудесная вещь, — откликнулась Эвис, и мне почудилось, что она вздохнула.

— У неё тоже есть свои недостатки, — ответил я, глядя на её полуоткрытый рот.

Роджер вынул из шкафа ещё бутылку виски и по очереди наполнил бокалы. Было время, когда меня покоробило бы, если бы я вдруг увидел девушку, подобную Эвио или Тони, с бокалом виски в руке, но мало-помалу я смирился и стал смотреть на это как на неизбежное зло нашего беспокойного века; кроме того, я не видел причин, почему бы им и не выпить, раз это доставляет удовольствие.

Уильям пригубил виски и, взглянув на меня, сказал:

— А ведь Иен ещё не слышал нашей новости. Он и не подозревает, что мы сегодня отмечаем важное событие.

— Какое событие? — спросил я и добавил: — Кроме нашей встречи?

— Кристофер получил уведомление, что он принят на должность управляющего всеми каучуковыми плантациями в Малайе, — ответил Уильям.