Смерть по вызову - [34]

– Факт действительно мелковатый. Таких случаев море.

– Зато гонорар не мелковатый.

Лев Петрович назвал сумму. Ларионов присвистнул.

– Вообще-то я работаю в газете не из-за денег, – сказал он, ощущая в голове странный шум после выпитого с пивом рома. – Из-за творческого удовлетворения работаю.

– Гонорар можно и увеличить, – Лев Петрович улыбнулся. – Творческое удовлетворение – это всего-навсего выброс в кровь эндорфина, наркотика, который синтезирует сам наш организм. Вы, скажем, хорошо потрудились, и организм как бы поощряет вас, вырабатывая эндорфин. Это и есть творческое удовлетворение. А услуга, о которой я прошу, этих денег стоит.

Ларионов снова принялся считать дни до получки, но сбился со счета.

– Но давайте поконкретнее.

– Пару дней назад в подъезде своего дома избит некто Розов Николай Семенович, – повторил адвокат. – Нужно помянуть этот факт, а дальше написать, что по сведениям из конфиденциальных источников, Розов личность более чем сомнительная, он тесно связан с московской мафией, а его избиение не случайность, а очередная разборка. Сейчас пострадавший находится в больнице номер, – адвокат записал на салфетке номер больницы, адрес и название магазина, в котором работал Розов-старший, передал бумажку Ларионову. – И ещё нужно добавить, что этот друг опасается за свою жизнь, боится, что мафия окончательно сведет с ним счеты, уже в больнице. Источник информации вы имеете право не называть. По рукам?

– По рукам, – Ларионов протянул ладонь адвокату. – А в чем тут ваш интерес?

– Личного интереса нет. Один мой клиент заинтересован в этой информации. Честный человек, за него отвечаю, как за самого себя, – адвокат улыбнулся, вытащил из кармана почтовый конверт и потянул собеседнику. – Вот гонорар.

– Деньги не возьму, – Ларионов бросил прощальный взгляд на конверт, исчезающий в кармане адвоката. – Но услуга за услугу. С моим близким другом случилась одна небольшая оказия, неприятность одна. Фамилия моего друга Ирошников. Он врач «скорой помощи». И с ним случилась одна небольшая…

– Я уже понял, оказия с ним случилась, – кивнул адвокат. – Но в чем суть оказии?

– Его подозревают в убийстве старухи и какого-то мужика. По версии следствия, старуху он натурально насквозь проткнул лыжной палкой, и та истекла кровью в своей квартире. А второму, мужику этому, он отбил полголовы гвоздодером. Сейчас Ирошников скрывается от милиции, живет в моей комнате. Спит на раскладушке.

– Мужественный вы, Дима, человек, – адвокат сокрушенно покачал головой – Делите кров с этим Ирошниковым. И не боитесь, что он и вас того… Гвоздодером тюкнет. Или утюгом, например. Люди, доложу я вам по секрету, создания неблагодарные, доброты не помнят.

– Я не совсем точно выразился, – спохватился Ларионов. – Мой друг никого не убивал. Это, во-первых, а во-вторых, пусть спит себе на раскладушке, раз ему ночевать негде. Я не в обиде. Он честный человек и никого не убивал.

– То есть вы так думаете, что он никого не убивал? Так утверждает этот Ирошников, а вы верите?

– Совершенно верно.

– Только не знаю, чем могу помочь в этом случае. Явись ко мне домой друг, чтобы отсидеться у меня после двух мокрых дел, я бы забыл нашу дружбу и вежливо, но настойчиво проводил его до двери.

– Значит, помочь вы не хотите?

– Чем помочь? Напиши он явку с повинной, сдайся в руки правосудия, возможно, я взялся бы за его защиту. А так… Мне даже обстоятельства не известны.

– Обстоятельства и все прочее я расскажу вам подробно, – Ларионов плотнее уселся на стуле – Рассажу все детали. У вас есть час свободного времени?

Адвокат взглянул на часы и кивнул.

– Тогда начну по порядку, – Ларионов вытащил из пачки сигарету. Рассказ о мытарствах Ирошникова уже сложился в его голове сам собой.

Глава 8

Николай Семенович Розов лежал на больничной койке в палате травматологического отделения и испытывал пустую тоску, от которой хотелось то ли заплакать, то ли умереть. Ныла загипсованная рука. Нога, сломанная в бедре, задранная кверху и закрепленная на специальном шарнире с привязанным к ней двенадцатикилограммовым грузом, напротив, не ныла и не зудела. Покрытая легкой застиранной простыней она, казалось, просто омертвела. Мнительный Николай Семенович, с раннего утра обеспокоенный этим бесчувствием правой ноги, её подозрительным онемением, всерьез подумал, что у него начинается гангрена.

Врачи, разумеется, знают о его смертельном недуге, но отмалчиваются. Розов принюхался, казалось, из-под простыни исходит гнилостный запах медленно умирающей плоти. Он повел носом, глубоко вдохнул и задержал в груди воздух. Дух в палате несвежий. Медсестра Маша, совмещающая свою работу с работой сиделки, не выносила из палаты нечистоты лежачих больных, так что происхождение тяжелого духа можно толковать по разному. Нет, все это чушь насчет гангрены, – успокоил себя Розов, но на душе легче не стало, напротив, сделалось тяжелее. Он тихо, едва слышно застонал.

– Что болит нога-то? – спросил Розова сосед справа, пенсионер Кондратьев, работавший истопником и сломавший плечо в гололедицу по дороге на службу.

Розов хотел ответить, что болит у него вовсе не нога, а душа. Но какой смысл вести разговор о тонких материях с каким-то истопником? Да и легче от таких бесед все равно не станет.