Смерть по объявлению. Неприятности в клубе «Беллона» - [178]

— Вот это — тетина комната. Вообще-то она мне никакая не тетя, но я ее так называла.

— Понимаю. А куда ведет вторая дверь?

— В гардеробную. Сестра Армстронг ночевала там, пока ходила за тетей.

Паркер заглянул в гардеробную, окинул взором обстановку спальни и заверил, что осмотром вполне удовлетворен.

Анна прошла мимо него, даже не поблагодарив детектива за то, что придержал для нее дверь. Коренастая, крепко сложенная, двигалась она, тем не менее, удручающе-вяло — ссутулившись, с какой-то вызывающей неуклюжестью.

— Хотите взглянуть на студию?

— Если вас не затруднит.

Анна поднялась вверх на шесть ступенек и прошла вдоль недлинного коридора к комнате, которая, как Паркер уже знал, располагалась прямо над кухней. Поспешая за девушкой, детектив мысленно подсчитывал расстояние.

Просторную студию заливал свет: лучи свободно проникали сквозь стеклянную крышу. Одна ее часть была обставлена под гостиную, в другой, вовсе лишенной мебели, царил, пользуясь выражением Нелли, «кавардак». На мольберте стояла картина — на взгляд Паркера, преотвратная. Вдоль стен штабелями высились еще полотна. В одном из углов притулился стол, покрытый лощеной клеенкой, на нем стояла газовая плитка, защищенная оловянной пластинкой, и горелка Бунзена.

— Поищу-ка я адрес, — равнодушно проговорила мисс Дорланд. — Он где-то здесь.

Девушка принялась рыться в захламленном столе. Паркер неспешно перешел в «кабинетную» часть комнаты и основательно изучил ее — при помощи глаз, носа и пальцев.

Мерзкая картина, закрепленная на мольберте, только-только вышла из-под кисти художницы, судя по запаху, липкие мазки краски на палитре еще не успели засохнуть. Инспектор готов был поклясться, что творению сему от силы два дня. Кисти в беспорядке торчали из горшочка со скипидаром. Детектив извлек их на свет: да, перепачканы в краске. Что до картины, это был, кажется, пейзаж — грубо намалеванный, неспокойных, кричащих тонов. Паркер в искусстве не разбирался, мнение Уимзи, подумал он, пришлось бы здесь весьма кстати. Инспектор двинулся дальше. На столе с бунзеновской горелкой не стояло ровным счетом ничего, но рядом, в стенном шкафу, Паркер обнаружил разнообразную химическую аппаратуру: эти приборы он помнил еще по школе. Все было дочиста отмыто и убрано: должно быть, Нелли потрудилась. На нескольких полках рядами выстроились пакетики и банки с простейшими, знакомыми химическими реактивами. Похоже, придется провести бог знает сколько анализов, чтобы убедиться, что надписи на упаковках соответствуют содержимому, убито подумал Паркер. Вот ведь пустая трата времени: все подозрительное, естественно, давным-давно уничтожено. Но порядок есть порядок. Издание в нескольких томах, стоящее на верхней полке, привлекло его внимание: «Медицинский словарь» Квейна. Заметив торчащую из книги закладку, Паркер снял фолиант и открыл его на отмеченном месте. И взгляд его тотчас же упал на раздел: «Трупное окоченение», и чуть ниже — «Действие некоторых ядов». Инспектор прочел еще несколько строк, но тут за спиной у него раздался голос мисс Дорланд.

— Это все чушь, — сообщила она. — Больше я этой дрянью не занимаюсь. Так, мимолетная причуда. Вот живопись — дело другое. Вам нравится? — Она указала на омерзительный пейзаж.

— Очень удачная работа, — заметил Паркер. — А это тоже ваши? — Детектив обвел рукою остальные полотна.

— Да, — кивнула девушка.

Паркер развернул несколько картин к свету, мимоходом отметив, насколько они запылились. От этой обязанности Нелли благополучно увиливала, а может быть, хозяйка не разрешала ей трогать полотна. Показывая работы, мисс Дорланд слегка оживилась. К пейзажу, судя по всему, художница приобщилась не так давно — большинство картин представляли собою образчики портретной живописи. Мистер Паркер подумал про себя, что, переключившись на пейзажи, художница поступила крайне мудро. О направлениях мысли в современной школе живописи инспектор имел представление крайне смутное и затруднялся выразить свое мнение по поводу этих странных фигур с лицами в форме яйца и каучуковыми руками и ногами.

— Это «Суд Париса», — сообщила мисс Дорланд.

— Ах да! — кивнул Паркер. — А это?

— Да просто этюд: набросок одевающейся женщины. Ничего интересного. А вот этот портрет миссис Митчэм, на мой взгляд, удался недурно.

Паркер задохнулся от ужаса: возможно, это нечто — колючее, заостренное и угловатое — представляло собою символическое изображение характера миссис Митчэм, однако больше всего оно походило на деревянную куклу на шарнирах: нос — треугольный, вроде грубо обтесанного деревянного бруска, а глаза — две черные точки на необъятной щеке цвета сырой печени.

— Что-то не очень на нее похоже, — с сомнением протянул детектив.

— И не должно быть.

— Вот это получше… я хотел сказать, мне больше нравится, — проговорил Паркер, поспешно переходя к следующей картине.

— Это так, ерунда… просто абстрактный портрет.

Очевидно, эта картина — мертвенно-бледное лицо с недоброй улыбкой и легким косоглазием, — относилась к числу творческих неудач. И впрямь, что за филистерское ренегатство — почти на человека смахивает! Полотно поспешно убрали с глаз долой, а Паркер попытался сосредоточиться на «Мадонне с младенцем»: эта картина неискушенному взгляду протестанта показалась возмутительным кощунством.