Смерть перед Рождеством - [4]

– Что же он такого мог там увидеть? – спрашивает мать.

– Помнишь, Йон, – обращаюсь я к мальчику, – когда я был там, внизу… мы еще помахали друг другу?.. Это ведь здесь ты стоял тогда?

– Здесь.

– Что он такого мог там увидеть? – повторяет Аманда.

Потом подходит к окну, выглядывает во двор и зажимает рот ладонью:

– О боже…

Она интересуется самочувствием Йона: выдержит ли он разговор со мной?

– Я в порядке.

– Хорошо, я… – Женщина замолкает, собирается с мыслями. – Я приготовлю вам чай. Хочешь, Йон?

Мальчик пожимает плечами. Аманда неуверенно удаляется. Я пригибаюсь, уперев руки в бедра. Пытаюсь увидеть двор с высоты роста Йона. Даже в таком положении я все вижу, прежде всего Мауритцон, которая сейчас пытается снять с мертвеца обувь. Вокруг нее собралась целая толпа, и, судя по всему, Виктория от этого не в восторге.

– От тебя воняет. – Йон морщит нос.

– Правда?

– Блевотиной.

– Это моя куртка. Знаешь, полицейским часто приходится мараться в разной гадости. Не всегда успеваешь вовремя отскочить в сторону.

– Но твои глаза… – Йон подозрительно щурится, – они такие красные…

– Я не выспался.

Некоторое время мальчик молчит, словно оценивает, насколько сказанное мной может быть правдой. И в конце концов как будто решает для себя принять мой ответ.

– Там кто-то лежит.

– Да. – Я поднимаюсь. – Именно так.

– Он мертв?

– Именно так.

Я ищу, куда бы сесть, и высматриваю кожаное кресло рядом с низким стеклянным столиком. Опускаюсь на один из широких подлокотников. В этот момент Йон вдруг заходится в кашле. В горле его что-то булькает, как в засорившейся канализационной трубе. В лицо бросается кровь.

Аманда, похоже, забыла, зачем отправилась на кухню, или передумала по дороге. Она возвращается со стаканом воды, ставит его на стол, а сама садится на диван и накрывает ноги пледом.

– Ничего, если я составлю вам компанию?

– Разумеется. – Я поворачиваюсь к окну. – Ты смотрел на меня отсюда, Йон. Ведь так?

– Да.

– Как долго ты стоял возле окна?

Мальчик скрещивает на груди руки.

– Совсем немного.

– Можешь рассказать, что ты видел, когда подошел? Что происходило там, внизу?

– Ничего не происходило.

– Там что, никого не было?

Он качает головой:

– Они подошли потом.

– Когда?

Йон снова кашляет, на этот раз слабее.

– Ты спрашиваешь, который был час, но я пока не понимаю по часам.

– Да, меня интересует, который был час… Но ничего страшного. Так кто потом появился во дворе?

– Тот, кто сейчас там лежит.

– Откуда ты знаешь, что это был он?

– Мне так кажется.

Я подавляю вздох: ребенок.

– И он был один?

– Да.

– Что же произошло потом?

– Я не знаю. Я отошел в туалет, а когда вернулся, он лежал там, где лежит.

– И тогда он тоже был один?

– Нет. Еще один стоял рядом и держал его рюкзак.

– Можешь описать, как он выглядел?

Йон задумывается.

– Весь в черном.

– Он был высокий или нет?

Мальчик прищуривается, смотрит на меня.

– Примерно как ты.

– Цвет волос?

– Н… не знаю. Он был в шапке.

– Что за шапка? Какие натягивают на лицо?

Вопрос вызывает у мальчика приступ смеха. В горле его что-то булькает – приятный звук, отдающийся теплом у меня в желудке. Потом смех переходит в кашель, и лицо Йона снова краснеет.

– Выпей воды, милый, – раздается голос Аманды.

Я протягиваю мальчику стакан. Он делает глоток – морщась, словно это доставляет ему боль.

– Нет, – отвечает Йон на мой вопрос. – Нет, шапки так не носят.

– Итак, когда ты вернулся, кто-то стоял возле того парня и рылся в его рюкзаке… – пытаюсь я вернуть разговор в правильное русло.

– Да, – подтверждает Йон.

– И что, нашел что-нибудь?

– Я не видел, что это было.

– Но он что-то нашел?

– Да, а потом исчез.

– Куда? В какой стороне?

Я показываю пальцем в окно, предлагая мальчику следить за моими движениями.

– Там… или там?

– Там.

То есть в сторону центра.

– А потом, – продолжает Йон, – исчез и другой.

– Другой? – удивляюсь я. – Тот, что там лежит?

– Нет, который прятался.

– То есть был еще один, который прятался? – Я поднимаю руку, выставляя вверх большой палец. – Итак, сначала был тот, который лежит… – Мальчик кивает, я выставляю указательный палец. – Потом тот, который рылся у него в рюкзаке…

– Да.

– А потом еще один…

– Да. – Йон явно доволен тем, что ему удалось хоть что-то объяснить этому непонятливому взрослому дяде.

– И этот последний… собственно, кто это был, мужчина или женщина?

– Я не знаю.

– Какие у него были волосы, длинные или короткие?

– Я не видел.

– И где он прятался?

– За зеленым ящиком. – Йон имеет в виду один из мусорных контейнеров. – Когда тот, что искал в рюкзаке, исчез, он вышел, а потом тоже исчез.

– И как он двигался? Медленно или быстро?

– Быстро, – неуверенно отвечает Йон.

– То есть так… ловко? – Лицо мальчика отражает непонимание, и я спешу пояснить: – Он не показался тебе неуклюжим? Не хромал, не припадал на одну ногу? Как он двигался, прямо?

Йон качает головой:

– Он просто двигался.

– То есть это все-таки был парень?

– Нет, – упрямо повторяет Йон. – Я не видел. Это ведь ты сказал «он».

На это возразить мне нечего. Я снова подхожу к окну. Снег под лучами прожекторов слепит глаза. Со стороны может показаться, что Мауритцон делает покойнику педикюр.

– И ты все время простоял так один?