Смерть на выбор - [50]

Я сказал, что есть.

— Хотите сделать официальное заявление?

Я сказал, что хочу.

— Прекрасно. Давно пора. — Он щелкнул тумблером селектора и вызвал стенографистку.

Мои обязательства перед Питером Колтоном начинали изрядно мне мешать. До этого момента, похоже, беседа велась не для протокола, и это меня вполне устраивало. Обнаружив тело Даллинга, я наделал промахов, как желторотый мальчишка. Я сделал ставку на то, что мисс Хэммонд или Джошуа Северн могут рассказать что-то важное, и проиграл. Гери достаточно ясно дал мне понять, сколько бы я ни старался уклониться от этой темы. Да, водевиль кончился. И детективные игры — тоже.

Гери уступил свой стул молодому полицейскому стенографисту.

— Желаете во всех подробностях? — спросил я.

— Обязательно.

Я детально изложил все с самого начала. Началом был визит Даллинга к миссис Лоуренс, с которого началось мое участие в деле. Ночь была на исходе. Слова мои падали, точно песчинки, отсчитывающие ее последние мгновения. Стенографист исписывал страницу за страницей карандашными иероглифами. Гери расхаживал от стены к стене, изредка останавливаясь, чтобы задать мне вопрос. Когда я сказал, что Тарантини забрал мой пистолет, он прервал меня:

— Миссис Тарантини это подтвердит?

— Она уже подтвердила.

— Но не нам. — Он взял со стола папку с машинописными страничками и перелистал их. — В ее показаниях нет ничего о вашем пистолете. Между прочим, вы так и не заявили о его пропаже.

— Вызовите ее снова и спросите.

Гери вышел из комнаты. Стенографист закурил сигарету. Мы сидели и разглядывали друг друга, пока не вернулся Гери.

— Я послал за ней машину, — сказал он. — Я позвонил ей, и она согласилась приехать. Она ваш друг?

— Вряд ли она останется моим другом после всего этого.

Она придерживается странного и старомодного убеждения, что жена должна горой стоять за мужа.

— Не похоже, чтобы он платил ей тем же. Какого вы вообще мнения о миссис Тарантини?

— Самая большая ошибка в ее жизни — это то, что она вышла замуж за Тарантини. Но женщина она сильная.

— Вот именно, — сухо сказал он. — Не пытается ли она его выгородить — вот что меня интересует.

— Думаю, что именно это она и делала все время. — Я передал ему все, что она рассказала мне об утреннем визите Тарантини в квартиру Даллинга.

Гери остановился как вкопанный.

— Это явно не вяжется с ее показаниями. — Он снова заглянул в свои листки. — Днем она заявила, что отвезла мужа из Палм-Спрингс прямо в Лонг-Бич по дороге, идущей через каньон. Вопрос: кому она сказала правду — мне или вам?

— Думаю, мне, — промолвил я. — Тогда она еще не знала, что Даллинг убит. А когда узнала — изменила показания, чтобы выгородить мужа.

— Когда вы с ней говорили?

— Сегодня во второй половине дня — то бишь вчера. Мои часы показывали четыре.

— Вы уже знали, что Даллинг убит.

— Но ей я этого не сказал.

— Почему? Разве она не могла убить его сама или натравить на него Тарантини?

— Я рассматривал такую возможность. Но тогда она просто сумасшедшая. Ведь она почти любила Даллинга.

— Что значит «почти»?

— Она относилась к нему отчасти по-матерински. Не принимала его всерьез. К тому же он был алкоголиком.

— Вот как? Это она вам сказала или вам это приснилось?

— Я не стал бы пересказывать вам своих снов.

— Ладно. Давайте теперь закончим с вашими показаниями. — И он снова принялся мерить комнату шагами.

Когда мы закончили, было без десяти пять. Гери распорядился, чтобы стенограмму расшифровали и отпечатали немедленно.

— Если все это правда, — сказал Гери, — то все говорит за то, что убил Тарантини. Зачем он это сделал?

— Попробуйте спросить его жену.

— Сейчас я так и сделаю.

— Если можно, я хотел бы поприсутствовать.

— Боюсь, что нельзя. Спокойной ночи.

Я столкнулся с Галли в коридоре. Ее сопровождал сержант Толливер.

— Мы все время встречаемся в полиции, — сказал я.

— Место не хуже любого другого, — ответила она, найдя в себе силы улыбнуться. Вид у нее был измученный.

26

Я искал козырную карту, которая сулила мне выигрыш партии. Я смотрел везде — под подушкой, между простынями. Может быть, она валяется на полу рядом с кроватью? Я стал вылезать из постели и… проснулся.

Будильник на столике у кровати показывал ровно двенадцать. На улице заскрежетал передачами грузовик, точно напоминая мне, что жизнь продолжается и время не ждет. Ничего, подождет. Я принял душ. Сначала я долго стоял под струями горячей воды, потом на минуту включил холодную. Я побрился, почистил зубы — впервые за последние два дня — и ощутил беспричинное довольство собой. Я посмотрел в зеркало и не нашел в своем лице ничего нового — оно было таким, как всегда. Удивительно, как мало мы меняемся от увиденного и пережитого. Поистине, благодатная способность человека приспосабливаться к чему угодно может в конце концов обернуться для него бедой.

Кухня была затоплена желтым солнечным светом, лившимся через окно над раковиной. Я включил кофеварку, бросил на сковородку несколько кусочков бекона, вбил в шипящий жир четыре яйца, поджарил полдюжины ломтиков зачерствевшего хлеба, Поев, я присел в уголок с чашкой кофе и сигаретой в руках. В голове не было ни единой мысли. Я наслаждался тишиной и одиночеством, Я выпил вторую чашку кофе, все еще испытывая удовольствие от того, что не надо ни с кем разговаривать. Но вскоре я поймал себя на том, что машинально отбиваю нервную дробь носком ботинка и покусываю ноготь большого пальца. Пятна солнечного света на линолеуме как-то поблекли, а третья чашка кофе явно отдавала горечью и осталась недопитой.