Смерть на выбор - [21]

— Что значит «худшее»! — попробовал возмутиться Максим, но возмущения не получилось. Молчаливые джигиты в зеленых комбинезонах, зловещее мерцание факелов, укутанные лица и гулкое эхо подвала напоминали кульминационную сцену из дурного боевика, навевали мрачные мысли. Вполне современные пистолеты и карабины казались странным анахронизмом.

Эти люди пришли сюда к нему, но ни один даже не смотрел на известного в своем городе, почти столичном городе, журналиста. Он их интересовал постольку, поскольку, сам того не ведая, вмешался в их отдельную, совершенно ему непонятную и неблизкую жизнь. И они, ни секунды не размышляя о последствиях и каких-то смутных законах, уберут его из своей жизни, а заодно и из жизни вообще. И переубедить их не удастся — даже Максиму, который прекрасно знал, какое сильное оружие — слово. Их устремленные в пространство взгляды доказывали их полное безразличие — они поступят так, как сочтут нужным. Точнее, как прикажет их странный предводитель в белом.

— Что значит «худшее»? — переспросил Максим, просто для того, чтобы проверить, не лишился ли он дара речи от ужаса.

— Судьба у каждого своя, — снова негромко и не торопясь изрек человек в халате.

— Так же, как и характер, и лицо, и многое другое. — Максим предпочитал не оспаривать очевидное. — Только я так и не понимаю, что вам, собственно, от меня надо?

Прогрессивный журналист сунул руки в карманы и попытался гордо распрямиться, получилось не очень удачно, но уверенности прибавилось — его движение сконцентрировало внимание до зубов вооруженных людей на его безоружной персоне. Только начальник банды по-прежнему смотрел в никуда.

— Уже и не поймешь. — Теперь его слова звучали, как приговор.

— А может, все-таки расскажете, ну… хотя бы из любезности? — Эта дерзость отняла почти все силы.

— Миновало время любезностей. Ты уже в могиле. Тебе повезло. Обычно человек не умеет предугадать свой смертный час, и тем более не знает, каким будет его последнее прибежище, а ты даже гулял по плитам собственного мавзолея.

Максим сознавал, что спорить бессмысленно, тем более прибегать к доводам разума, но сдаваться вовсе без сопротивления было еще бессмысленнее.

— Но меня будут искать!

— Разумеется… — Человек в халате выдержал паузу. — Только не найдут. Люди часто теряются в пустыне. И просто исчезают. Исчезнешь и ты.

— Но зачем?

— Кысмет! Судьба! — Видимо, пустые разговоры надоели главарю, он обернулся к парням в зеленом и что-то коротко приказал. Все они послушно и синхронно кивнули и бросились на несчастного журналиста.

Максим никогда не предполагал, что может сражаться так здорово, он отбивался минут пять от шести вооруженных бандитов и даже сумел повалить троих. Через шесть минут все было кончено: руки и ноги прогрессивного журналиста опутали куском прочной веревки, кто-то из вооруженных молодцов попытался соорудить кляп из носового платка, но Максим упорно выталкивал самодельную затычку языком — успешно доказывая, что не напрасно выбрал репортерскую стезю, на которой язык — главное оружие.

— Оставь его, — снова перешел на русский язык главный в белом. — Пусть себе кричит сколько угодно, Аллах его не услышит, — и что-то добавил по-узбекски. Испачканную в бесплодном сражении тряпку приладили связанному журналисту на глаза. Он погрузился во мрак, еще до того, как компания мучителей покинула место действия. — Прощай, я жалею, что ничего поправить нельзя…

— Иди ты со своими сожалениями… — яростно выругался Максим и в ответ услышал мерный стук шагов — они никуда не торопились.

Потом наступила абсолютная тишина и столь же абсолютная темнота. Захотелось завыть, но Максим сдержался, он и так своими наивными рассуждениями доставил бандитам немало удовольствия, вой тоже порадовал бы их. Он с трудом повернулся и откатился к стене, пыль веков раскрасила лицо и одежду, осколки глиняных кирпичей впивались в тело. Прогрессивный журналист затих в забытом Богом и людьми углу. Зубовный скрежет нельзя считать шумом.

* * *

Нина радовалась и удивлялась. Она давно была влюблена в Восток. В неспешные обряды и витиеватые разговоры. Ей нравились уверенные слова мужчин и грациозная молчаливость женщин. Правда, настоящий Восток в наши дни увидеть трудно, так уже часто бывало: только расслабишься, погрузишься в негу куртуазных обычаев, как выясняется, что деспотичный хозяин — физик-атомщик, а его покорная супруга закончила институт культуры и обычно они вместе ходят по магазинам и ссорятся из-за домашних обязанностей, а игру в обычаи приберегают для гостей.

Но на сей раз все было подлинным. И под халатами мужчин не прятались джинсы, а женщины смиренно суетились на кухне не из-за приезда нежданных гостей, а потому, что так было заведено в доме.

Нине помогли умыться и увели на женскую половину. Аскер церемонно поприветствовал хозяина, и они удобно расположились на айване. Тут же появился чай и фрукты. Нину к импровизированному дастархану, к мужчинам, никто не приглашал, а ее попытку окликнуть Аскера оставили без внимания — старуха в шелковом платье и длинном платке, скрывавшем лицо, плечи и шею укоризненно покачала головой.