Смерть на перекрестке - [6]
— Эх… Тяжко нынче в наших местах жить стало, — пробормотал Дзиро.
— Что верно, то верно. А кто, я спрашиваю, всему виной? — Углежог посмотрел на Дзиро выразительно, ожидая ответа.
Отвечать Дзиро не стал. Во-первых, охота была впустую языком чесать, — поди, не с покупательницей говорит. А во-вторых, ума он, что ль, лишился — нового даймё ругать? Как умеет, так провинцией и управляет! Что б теперь сделать? Непонятно. Думал Дзиро, думал — ни до чего хорошего не додумался. Только и смог, что протянуть углежогу кожаную флягу отменной деревенской самогонки.
— Вот, — выговорил. — Держи, друг.
Надо же, только что переговоры деловые вели, а тут — нате вам, подарочек дружеский! Подивиться бы углежогу, но — нет. Сложная душа у японского человека, тяжко и помыслить, в каких переплетениях симпатии да торговли он дела ведет. Разговор — взятка — товар… надо ж, и Дзиро в искусстве этом понаторел. А что неловок еще, — ну, подучится!
— Вот благодарствую, — ухмыльнулся углежог. — Слышь-ка, друг, — я ж не зверь! Понимаю преотлично: нет у тебя с собой деньжат, чтоб, значит, по новой цене мне заплатить. А чего ж? В долг отдам. Сам по новой цене продаю, все понимаю. Ничего, в следующий раз вернешь. Ишь, засмущался… Брось. Сядь к огоньку. Погрейся. Выпить желаешь? От самой деревни шел… промерз небось до костей!
Коль приглашают, отчего б и не присесть? Всю ночь пил Дзиро-угольщик с углежогом. Хорошее было саке — крепкое, сладкое, и ничего даже, что в нем порой зернышки риса плавали. Отменная самогонка, чистейшая! Углежог, осатаневший с одиночества в горах, с каторжной работы рубить, колоть да жечь деревья, компании и не ждал, а как обрел, чуть с ума от радости не сошел. Какой с Дзиро собеседник? Боги великие! То хрюкнет, то хмыкнет, то с усилием два слова вставит. Но углежогу и то в радость. Ибо каждый из рожденных в земле Ямато знает: говорит человек, как умеет. Главное, чтоб душу в разговор вкладывал. Слова? Да черта ль в тех словах! Углежог вполне себе понимал: всякий жест, всякий вздох угольщика значит не меньше, чем фраза, вслух высказанная. А чем больше саке выпито было, тем симпатичнее ему Дзиро становился…
В общем, хорошо посидели. Оттого-то и проснулся Дзиро следующим утром позже, чем собирался. То есть, конечно, не рассвело еще, но все едино — возвращаться в селение Дзиро приходилось спешно. Небо — темное, звезды привычно бредут своим высоким путем. Когда Дзиро влез на гору Фукуто — не удержался, посмотрел на «Небесных влюбленных»[1] — эх, как уже близки друг к другу! Скоро свидятся наконец, — а там и праздник, день наступления осени. Но пока осенью и не пахнет, тепло, что в разгар лета!
Дзиро торопливо взвалил на спину корзину с углем. Сунул неловко в руки углежогу деньги — сколь с собой принес. И побежал бегом. Вот уже и тропинка, что к перекрестку ведет, а уж от перекрестка — рукой подать до деревни. В голове все одно крутится: ну как же ему, несчастному, покупательницам объяснять, с чего это цены на товар вдруг до небес взлетели?! Нет. Не умеет он говорить красиво да складно, — убивайте, не умеет! А тут ведь речь цельную произносить придется, — нет, так и побить могут… Уж солнце взошло, растопило едва не весь туман, что на дне долины укрывался, осветило приникший к земле горный клевер хаги, — а Дзиро все шел да думал: что ж в деревне сказать?
Объяснить внятно, с чего бы это он так цены на уголь поднимает, не получалось никак. До того Дзиро задумался — и тело-то человеческое на перекрестке не враз заметил. Вот как натолкнулся на него в бледном тумане утреннем, так и понял, что судьба привела увидеть…
Лежало тело прямо посередь перекрестка, на котором четыре дороги сходятся. Одна к востоку ведет, к селению Судзака, где Дзиро обитает. Вторая — к северу, за границу провинции, в соседние земли Удзен и дальше, вниз, к приречью. Третья — к югу, в деревню Хигаши, а оттуда — в провинцию Рикудзен. А последняя дорога — та, по которой Дзиро сейчас спускался. В горы она бежит — аж до самого пика Фукуто.
Взглянул Дзиро — мужчина. Лет тридцати, может, чуть постарше. Кимоно на нем коричневое, а штаны — хакама — серые. Скромная, приличная одежда странника, собравшегося в долгий путь. Ноги раскинуты, одна сандалия пропала. Вторая осталась, видно, покрепче к щиколотке крепилась. Обычная сандалия, соломенная, и грубой веревкой подвязана. Может, паломник, что на богомолье шел?
Волосы в простой низкий пучок увязаны — купеческая прическа. Лицо навеки исказила гримаса боли. А глаза закрыты, словно не хотел человек на мрак смертный смотреть, как ребенок, что, тьмы боясь, покрепче зажмуривается.
А в спине стрела торчит. Из раны струйка крови бежит, стекает по плечу на землю, прямо под голову убитому. Хорошая стрела, дорогая. Древко у нее прямое, темного, отлично отполированного дерева, а оперение — серое, тщательно и красиво подогнанное.
Ну мертвец — и что теперь? Мало ль Дзиро на своем веку мертвецов видал! И по правде говоря, многие из них скверную смерть приняли. А дивно ль? В земле японской триста лет войны междоусобные шли, не стихая. Клан с кланом насмерть резались. До сих пор еще отголоски тех войн отдаются. Ничего, стало быть, странного. Но все же взять да наткнуться, этак запросто, на человека убитого! Испугался Дзиро.
…Эдо.Новая столица Японии, не успевшей еще зализать кровавые раны жестокой гражданской войны.Твердыня клана Токугава, силой и хитростью вырвавшего власть из рук наследников Тоётоми Хидэёси.Здесь все еще нельзя доверять никому — ни другу, ни врагу, ибо каждый способен прятать в рукаве кинжал или пузырек с ядом.И теперь гибель, похоже, угрожает самому сёгуну.Его люди убеждены — наемный убийца просто промахнулся, застрелив стоящего рядом с Токугавой Иэясу советника.И только ронин Мацуяма Кадзэ, всей душой ненавидящий клан Токугава и его приспешников, догадывается, как и почему произошло это преступление…
О северных рубежах Империи говорят разное, но императорский сотник и его воины не боятся сказок. Им велено навести на Севере порядок, а заодно расширить имперские границы. Вот только местный барон отчего-то не спешит помогать, зато его красавица-жена, напротив, очень любезна. Жажда власти, интересы столицы и северных вождей, любовь и месть — всё свяжется в тугой узел, и никто не знает, на чьём горле он затянется.Метки: война, средневековье, вымышленная география, псевдоисторический сеттинг, драма.Примечания автора:Карта: https://vk.com/photo-165182648_456239382Можно читать как вторую часть «Лука для дочери маркграфа».
Москва, 1730 год. Иван по прозвищу Трисмегист, авантюрист и бывший арестант, привозит в старую столицу список с иконы черной богоматери. По легенде, икона умеет исполнять желания - по крайней мере, так прельстительно сулит Трисмегист троим своим высокопоставленным покровителям. Увы, не все знают, какой ценой исполняет желания черная богиня - польская ли Матка Бозка, или японская Черная Каннон, или же гаитянская Эрзули Дантор. Черная мама.
Похъёла — мифическая, расположенная за северным горизонтом, суровая страна в сказаниях угро-финских народов. Время действия повести — конец Ледникового периода. В результате таяния льдов открываются новые, пригодные для жизни, территории. Туда устремляются стада диких животных, а за ними и люди, для которых охота — главный способ добычи пищи. Племя Маакивак решает отправить трёх своих сыновей — трёх братьев — на разведку новых, пригодных для переселения, земель. Стараясь следовать за стадом мамонтов, которое, отпугивая хищников и всякую нечисть, является естественной защитой для людей, братья доходят почти до самого «края земли»…
Человек покорил водную стихию уже много тысячелетий назад. В легендах и сказаниях всех народов плавательные средства оставили свой «мокрый» след. Великий Гомер в «Илиаде» и «Одиссее» пишет о кораблях и мореплавателях. И это уже не речные лодки, а морские корабли! Древнегреческий герой Ясон отправляется за золотым руном на легендарном «Арго». В мрачном царстве Аида, на лодке обтянутой кожей, перевозит через ледяные воды Стикса души умерших старец Харон… В задачу этой увлекательной книги не входит изложение всей истории кораблестроения.
Слово «викинг» вероятнее всего произошло от древнескандинавского глагола «vikja», что означает «поворачивать», «покидать», «отклоняться». Таким образом, викинги – это люди, порвавшие с привычным жизненным укладом. Это изгои, покинувшие родину и отправившиеся в морской поход, чтобы добыть средства к существованию. История изгоев, покинувших родные фьорды, чтобы жечь, убивать, захватывать богатейшие города Европы полна жестокости, предательств, вероломных убийств, но есть в ней место и мрачному величию, отчаянному северному мужеству и любви.
Профессор истории Огаст Крей собрал и обобщил рассказы и свидетельства участников Первого крестового похода (1096–1099 гг.) от речи папы римского Урбана II на Клермонском соборе до взятия Иерусалима в единое увлекательное повествование. В книге представлены обширные фрагменты из «Деяний франков», «Иерусалимской истории» Фульхерия Шартрского, хроники Раймунда Ажильского, «Алексиады» Анны Комнин, посланий и писем времен похода. Все эти свидетельства, написанные служителями церкви, рыцарями-крестоносцами, владетельными князьями и герцогами, воссоздают дух эпохи и знакомят читателя с историей завоевания Иерусалима, обретения особо почитаемых реликвий, а также легендами и преданиями Святой земли.
«Анабасис» Ксенофонта. Самые известные военные мемуары Древней Греции — или первый приключенческий роман мировой литературы?Загадочная история десятитысячной армии греческих наемников, служивших персидскому царю, их неудачного похода в Месопотамию и кровавого, неистового прорыва к Черному морю до сих пор будоражит умы исследователей, писателей и кинорежиссеров.Знаменитый автор историко-приключенческих романов Валерио Массимо Манфреди предлагает читателям свою версию этих событий.Историю увлекательных приключений, великого мужества — и чудовищного предательства.Историю прекрасных смелых женщин — и не знавших страха мужчин.Историю людей, которые, не дрогнув, смотрели в лицо смерти — ибо знали: утрата чести для воина много страшнее гибели в бою.
От египетской мифологии к иудейскому мистицизму, от Рима и Греции к друидам и гностикам на примере тщательно и беспристрастно изученных фактов Уоллес-Мерфи раскрывает происхождение тайных обществ: тамплиеров, розенкрейцеров и масонов, останавливая свой внимательный взгляд на наследниках их духовности и священных знаний – современных провидцах. Автор уверен, что духовная интуиция абсолютно реальна и имеет самое прямое отношение к повседневной жизни, особенно в том бурном и беспокойном мире, в котором мы все сейчас живем.
За красоту и волшебный голос юная девушка была куплена в гарем самого турецкого султана и получила имя Хюррем — дарующая радость. Драгоценностями осыпал султан любимую и любящую наложницу. Томительной страстью был напоен воздух роскошного гарема, но и коварством, ненавистью и злобой завистливых наложниц и великого визиря Ибрагима-паши. И днем и ночью умная прекрасная Хюррем помнила, что ей и ее детям угрожает опасность. Уничтожая врагов и обретая друзей, она боролась всеми доступными ей средствами, завоевывая свое право на жизнь и любовь султана Сулеймана…
В романе известного английского писателя рассказывается о военных действиях, которые вели британские стрелки в Испании в период семилетней войны 1808-1814 гг. англичан против Наполеона Бонапарта.