Смерть на фуршете - [2]

— Вы, Андрей Филиппович, будто забыли, что Алексей Максимилианович приходит к фуршету или, в крайнем случае, к объявлению лауреата! — сказал худой молодой брюнет с пышным коком на голове, как у стиляг пятидесятых годов.

— Но поскольку сегодня как раз крайний случай, будет пораньше! — поддержал его блондин, такой же молодой и такой же худой, только длинные волосы у него по линии лба и затылка перехватывал узкий кожаный ремешок. — А Позвонок и Амазасп Гивиевич уже здесь.

— Почему крайний случай?! — опять не поняла Ксения.

— Ты, Ксения Витальевна, поменьше спрашивай — повнимательней смотри, и все поймешь! — наставительно сказал Трешнев. — Премия престижная. И по деньгам, и по фуршетам! Это ведь заключительное тутти-фрутти, а до этого были еще четыре…

— Пять! — поправил брюнет.

Трешнев возвел очи горе, зашевелил по-детски пухлыми губами.

Потом перевел потеплевший взор на брюнета.

— Верно, пять, дорогой Гаврила!

И к Ксении:

— Вот какая у нас молодежь растет!

— Точнее, уже выросла! — вставил Караванов.

— Недаром они признанные лидеры молодежного стола Академии фуршетов! — с отеческим восторгом, который трудно — и ни к чему — играть, произнес Трешнев. — Знакомься, наконец! Это Гаврила Бадов, а это Егор Травин. Поэты, модераторы, организаторы литературного процесса… Еще будут Юра Цветков и Данил Файзов, ну и девчонки… Есть чем гордиться.

Тяжелые двери, в которые то и дело входили мужчины, женщины, пары — все по большей части среднего возраста, — вдруг широко распахнулись, и на улицу вышел кряжистый бородач в джинсовом комбинезоне и в очках, которого Ксения не раз видела в разных передачах канала «Культура».

— Все здесь! — обрадованно воскликнул Трешнев. — Даже Георгий Орестович Беркутов здесь!

Георгий Орестович подошел к фуршетчикам и крепко пожал руку Трешневу.

— Ты без Инессы? Она будет?

— Да, я без Инессы! — с нажимом сказал Трешнев. — Я с Ксенией. Знакомься!

— Георгий, можно просто Гоша, — повернулся Беркутов к Ксении. — Чего это вы здесь стоите?! Мороженое уже капает… А там и тарелку можно взять, и шампанское носят. — И вновь к Трешневу: — Так будет Инесса?

— Последний звонок у нее на носу! — с досадой ответил Трешнев. — Зачем тебе Инесса?

— Она мне обещала принести первое издание «Кипарисового ларца». Оказывается, у нее со времен прабабки в семье хранится…

— Ну, коль обещала, значит, принесет! Слово у Инессы крепкое…

Трешнев явно утрачивал прежнюю уверенность.

Опять Инесса!

Так вот почему он так галантно позвал ее сюда!

У Инессы — последний звонок!

Мало ей тех страданий, которые уже перенесла в колледже, где эта самая Инесса Владиславна преподавала русский язык и литературу!

Эскорт ему нужен! Не может академик-метр д’отель без эскорту!

— Может, действительно войдем? — спросила Ксения.

— Там и кондиционеры работают, — расширил информацию Беркутов.

— Пошли! — опять позвала Ксения.

— Надо говорить не пошли, а пойдем! — полуавтоматически проговорил Трешнев. Мысли его были где-то далеко, за туманами отсутствующего взгляда.

— Тогда пойду сама! — решительно сказала Ксения.

— Иди, — почти равнодушно напутствовал ее Трешнев. — Только учти: там проверяют пригласительные!

— Ничего! Скажу, что пришла с тобой, а ты куришь на улице! — И она направилась к дверям.

— Иди! Только помни: все знают, что Трешнев не курит, а только пьет и ест! — понеслось ей в спину.

Всем существом Ксения понимала, что должна развернуться и навсегда исчезнуть из поля зрения Трешнева, однако ноги сами несли ее в пасть этого вознесенного над премией фуршета.

Перед инициацией

Закрыв за собой дверь, Ксения было шагнула к лестнице, но с тем остановилась, сообразив, что Трешнев, скорее всего, заталкивал ее в зал, чтобы остаться наедине… только вот с собою ли? Она всмотрелась сквозь полузатемненное стекло и — как в воду глядела: академик-метр д’отель уже прижимал к своему уху телефон!

Мороженое грозило окончательно развалиться в ее руках, но выбросить его было некуда, хотя — вот улица, вон урна! Выйди и выбрось! И мороженое, и Трешнева, и все остальное, что вдруг начинает баламутить твою пусть не очень удачную, пусть многотрудную, но все-таки отлаженную жизнь!

Но подпирающая откуда-то сила понуждала ее держать истаявшее мороженое и пялить зенки на этого самого наверняка чирикающего с Инессой литературного метр д’отеля!

В следующий момент к двери подошла новая группка призванных, и отскочившую от входа Ксению повлекло дальше, дальше…

Пройдя длинный коридор, она оказалась перед беломраморной лестницей.

Слева за длинным столом сидели три девушки, выдававшие какие-то бумаги и буклеты, а саму лестницу перегораживали три симпатичных мордоворота, облаченных по причине жары в белые рубашки с коротким рукавом при наличии трехцветных — под российский триколор — галстуков.

Ксения представила, как нелепо она смотрится: офисно-педагогические блузка-юбочка, со взбешенными глазами и при растерзанном брикете мороженого, с которого уже не капает, а почти льется в подставленную лодочкой ладонь.

— Здравствуйте, — сказала Ксения мордоворотам, которые, окончательно перегораживая дорогу, подтянулись к ней, при этом профессионально просканировав ее от туфель до макушки. — А мне сказали, что тут есть тарелочки. — И прибавила для весомости: — Георгий Орестович сказал!