Смерть на фуршете - [11]
Ксения протиснулась на свободу в уверенности, что сейчас появятся Трешнев с Каравановым, а может, и с этим невообразимым президентом Академии фуршетов (фуршет ведь уже вовсю разгорелся!). Но академиков не было, зато поодаль, у колонны, неприкаянно стоял Борис Савельевич Ребров.
Это одиночество среди движущейся толпы вдруг тронуло Ксению настолько, что она ринулась к ветерану.
— Борис Савельевич, добрый вечер! — затараторила. — Я так рада оказаться здесь и увидеть вас, ваше чествование.
Писатель посмотрел на нее усталым, но с живым поблескиванием взглядом и протянул к ней руку:
— Постойте со мной, пожалуйста! Девчата сейчас придут. И Тамара, и Аринушка. Они за коньяком для меня пошли. А вы кто?
— Просто ваш читатель. До сих пор помню ваш военный рассказ «Снегопад перед атакой». Читала его на областном конкурсе школьников-чтецов и заняла первое место.
— Да, это из тех рассказов, которые сделали мне имя. Но я ведь много еще чего написал…
— Разумеется! Я обязательно прочитаю и ваш новый роман, о котором так тепло говорили сегодня…
— Вы знаете… Как вас зовут? — Ребров довольно крепко взял ее чуть повыше локтя.
— Ксения.
— Вы знаете, Ксения, сейчас я пишу вещь гораздо сильнее, чем все, что написал прежде. Дело в том, что мне совершенно случайно попал в руки трехтомник Владимира Сорокина, а вслед за ним и трехтомник Виктора Пелевина. Валялись на даче, у внучки в комнате… А я до своего трехтомника дожил только в 1984 году… Вместе с уходом на пенсию…
Ксения огляделась вокруг. Академиков нет, «девчат» нет. Кресел, диванов, стульев тоже не просматривается.
— Вы кого-то ждете? — грустно спросил Ребров.
— Совсем нет, — полусоврала Ксения. — Хотела, чтобы вы присели где-то здесь. А то неудобно как-то…
— Ничего, я пока постою, — бодрился старый писатель. — Ведь все стоят. А девчата мне коньяк принесут.
— Коньяк и я вам принесу! Одну минуту! — Ксения поставила свой фужер и тарелку на широкое перило балюстрады и рванула к алкогольному столу, едва не уткнувшись в тарелку с двумя виноградными гроздьями, янтарно-желтой и сизо-синей, прикрывавшими дольки манго, кубики ананасов, ломтики дыни, наверное, еще что-то… Но повезло — тарелка была в руке высоченного Дениса Димитрова, и он успел поднять ее над головой миниатюрной Ксении. Извиняясь, она отметила не только насупленное лицо плодовитого труженика слова. Ей удалось разглядеть на его широкой груди и значок, замеченный еще когда он взошел на сцену. «Пионерский лагерь “Артек”. 75 лет» было написано на большом овале с изображением красного галстука, Медведь-горы и морского прибоя.
Когда Ксения вернулась с коньяком, Ребров был не один. Перед ним стоял Антон Абарбаров с двумя фужерами водки и говорил довольно твердым голосом:
— Вы, Борис Савельевич, можете считать меня своим литературным учителем. На ваших книгах о войне я учился писать, ваши книги о войне помогли мне выжить… Прошу вас, выпейте со мной за ваше здоровье! — и он протянул Реброву один из своих фужеров.
Рядом с Абарбаровым покачивался, заложив руки за спину, уже примеченный пьяный в мятой полурасстегнутой ковбойке.
— А вот и коньяк! — опрометчиво провозгласила Ксения.
Ребров, который было взял водку у Антона, принял бокал с коньяком:
— Увы, со времен войны я изменил водке. По настоянию врачей. Но коньяк, молодой человек, я с вами задушевно выпью!
Они чокнулись, и, пока Ребров окунал губы в золотистый напиток, Абарбаров вылил в себя содержимое фужера.
Ксения ахнула, но затем подхватила свою тарелочку с перила и сунула ее новооткрытому литературному ученику Реброва.
— Закусывайте!
— Мы после второй не закусываем! — почти хрестоматийно возразил Абарбаров, выдохнул и опорожнил тот фужер с водкой, от которого отказался мастер.
— Спасибо! — вдруг проговорил пьяный в ковбойке, ловко загреб в горсть половину того, что было у Ксении на тарелочке, и отправил в недра своей слюнявой пасти.
Ксения совсем растерялась.
— Ой, дед, ты уже выпиваешь! — внучка и Арина Старцева появились возле них с большими, не то что Ксенино блюдце, тарелками, наполненными съестным… Там же было несколько подрумяненных кусков чего-то фаршированного.
— Да-да, — сказала Арина, — это горчаковское загадочное блюдо. Но я уверена, что распознаю. Все-таки родилась и выросла в Астрахани!
Абарбаров повертел в руках пустые фужеры и вновь отправился к столу с выпивкой. Пьяный, как привязанный, поковылял за ним.
— Надо бы посадить дедушку! — довольно строго сказала Ксения внучке и вновь осмотрелась. Показалось, что вдали мелькнул Купряшин, и она бросилась туда.
Действительно, Василий Николаевич с фужером красного вина, улыбаясь, подходил к тем дамам, которых Ксения в дамской комнате слышала-видела. Только эти дамы теперь стояли в группе себе подобных литературных матрон.
— Василий Николаевич! Извините, пожалуйста! Там… ваш финалист… писатель-ветеран… — Ксения отсекла координатора от этих индеек, уже загалдевших ему навстречу, но вдруг ее решимость свернулась под ласковым взглядом Купряшина. — Борис Савельевич…
— Что-то с Борисом Савельевичем? — перепугался Купряшин, и его чары мгновенно отпустили Ксению. — Где он?!
Этот писатель известен всем, его произведения давно входят в школьную программу, однако его биография известна немногим. Его настоящее имя – Михаил Евграфович Салтыков – и псевдоним «Н. Щедрин» прочно соединились в фамилию «Салтыков-Щедрин», которой он никогда не пользовался. В советское время его считали революционером, обличителем «язв самодержавия», хотя он был сторонником реформ и царским чиновником, дослужившимся до вице-губернатора. Книга историка литературы Сергея Дмитренко с небывалой прежде объективностью и полнотой описывает творческую и личную жизнь Салтыкова (Щедрина) – человека удивительного таланта и громадного трудолюбия, имевшего много друзей и ещё больше врагов, искренне любившего свою страну и верившего в её будущее.
Дебютный роман Влада Ридоша посвящен будням и праздникам рабочих современной России. Автор внимательно, с любовью вглядывается в их бытовое и профессиональное поведение, демонстрирует глубокое знание их смеховой и разговорной культуры, с болью задумывается о перспективах рабочего движения в нашей стране. Книга содержит нецензурную брань.
Роман Юлии Краковской поднимает самые актуальные темы сегодняшней общественной дискуссии – темы абьюза и манипуляции. Оказавшись в чужой стране, с новой семьей и на новой работе, героиня книги, кажется, может рассчитывать на поддержку самых близких людей – любимого мужа и лучшей подруги. Но именно эти люди начинают искать у нее слабые места… Содержит нецензурную брань.
Автор много лет исследовала судьбы и творчество крымских поэтов первой половины ХХ века. Отдельный пласт — это очерки о крымском периоде жизни Марины Цветаевой. Рассказы Е. Скрябиной во многом биографичны, посвящены крымским путешествиям и встречам. Первая книга автора «Дорогами Киммерии» вышла в 2001 году в Феодосии (Издательский дом «Коктебель») и включала в себя ранние рассказы, очерки о крымских писателях и ученых. Иллюстрировали сборник петербургские художники Оксана Хейлик и Сергей Ломако.
Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.
Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.
Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.