Смерть на фуршете - [10]

Шрифт
Интервал

— Стерлядь — это! — ткнул вилкой не видно зрителям куда.

Зал, окончательно изнемогший от ожидания, взорвался овацией.

Но Купряшин поднял над головой сложенные косым крестом руки, и все смолкло.

Спросил что-то у официанта. Тот пожал плечами.

Горчаковский, окончательно откашлявшись, взял микрофон и четко произнес:

— Первый кусок, который я взял, был стерлядью. Второй — белокровной щукой.

И поклонился.

Взрывная овация — и вновь руки Купряшина, воздетые над головой в форме косого креста.

Тишина.

— Дамы и господа! Неожиданно выяснилось, что даже наш друг, доставивший на сцену стерлядь по-горчаковски, позвольте выразиться так, затрудняется с ответом, где что на блюде лежит. И это, полагаю, лучшая оценка как искусства нашего лауреата, так и его читателей — наших поваров! Через несколько мгновений в этом сможет убедиться каждый: в центре фуршетных столов стоит блюдо с тем же самым двойным кушаньем. Первые пять гостей, угадавших рыб, — думаю, разницы они не почувствуют, именно угадавших (главным экспертом, естественно, выступит шеф-повар), — получат роман «Радужная стерлядь» в подарочном оформлении и с автографом Игоря Горчаковского. А в завершение нашего праздника всем уходящим вручат замечательный сувенир — звуковую книгу. Главы из романа «Радужная стерлядь» читает народный артист Анатолий Пелепенченко. Он, надеюсь, как и обещал, после спектакля сразу приедет на наш фуршет.

Купряшин дождался аплодисментов и вновь поднес микрофон к устам.

— Торжественная часть нашей церемонии завершена, а праздник литературы продолжается! Приглашаю всех пройти к столам и поднять бокалы!

Оваций и даже аплодисментов уже не было. Под прощальные звуки фанфар и барабанный бой зрители устремились в пространство фуршета.

Однако Трешнев не торопился.

— Всем хватит! — почти лениво произнес он. — Ну что, Владимир Федорович, не пойти ли помыть руки, как нас учили в детском садике?

— Меня еще до детского садика этому научили, — степенно ответил Караванов.

— Где встретимся? — спросил Трешнев у Ксении.

«Неужели опять идет звонить Инессе?!» — мелькнуло в голове, но, понимая, что будет как будет, Ксения приняла решение:

— Я руки уже мыла, так что встретимся внизу. Пока то да се, попробую угадать рыбу и получить книжку!

— Да, Воля, это будет настоящая фуршетчица! — с восхищением воскликнул Трешнев.

Введение в фуршетознание

Фуршет был накрыт в просторном фойе, которое, однако, сейчас таковым не казалось. Среди столов с закусками теснились многие десятки, нет, сотни людей, уже вовсю выпивающих и закусывающих.

В первое мгновение Ксения растерялась, но единообразный пример активного поглощения пищи заставил встряхнуться, и она устремилась столам навстречу — вниз по широкой лестнице, пропустившей поток фуршетирующихся и теперь свободной.

Несмело подошла к ближайшему столу под белоснежной скатертью, уставленному клумбами тарталеток, канапе и других таких же сложных, но невероятно манящих на вид закусок, пронзенных разноцветными мушкетерскими шпажками.

— Закуски, — некто, возникший рядом, привел ее в чувство. — Хватайте за шпажки — и на тарелку! Тут надо глядеть в оба… Наш брат литератор не зазевается!

Когда же она увидела еще один стол — с крохотными блинчиками всех видов, сортов и начинок, валованами с красной икрой и бутонами ловко свернутых ломтиков семги и форели, — ей стало дурновато. И что, все это смогут съесть?

Назвавшийся, однако, братом литератором полагал иначе.

— Переходите в очередь за горячим! Скромность неуместна. Здесь только так: или ты толкаешь, или тебя. А сюда, — кивнул на кучки уже освобожденных от деликатесов шпажек, — скоро поднесут свежее. И мы еще вернемся за кебабами!

Взгляд Ксении перенесся на стол с алкоголем. Слабо разбиравшаяся в мужских напитках, она все же отличила стаканы с виски, многоствольными салютными установками смотревшие в потолок, расписанный сюжетами на темы научно-технической революции. Коньячные бокалы, взаимно согреваясь, прижимались друг другу пузатыми боками. Квадратами стеклянных сот выстроились стопочки с водкой. Сбоку радужными полосами скромно стояли фужеры с винами, соками и морсами. Ограждающим барьером возвышались бутылочки с минеральной водой.

Когда подходил жаждущий и выхватывал сосуд или сосуды, официанты мгновенно заполняли брешь. Здесь толпежки не было, только один человек, автор романа «Третья полка» (Ксения запомнила) Антон Абарбаров, методически сливал в фужер водку из стопок. Перетаптывавшийся перед ним с ноги на ногу парень-официант крутил в руках большую бутылку водки «Белое золото», тихо повторяя: «Позвольте, я вам налью, сколько вам надо!» — но Абарбаров молча продолжал свое дело под присказку стоявшего рядом, видимо, пьяного, небритого человека в мятой ковбойке, также воспроизводившего одну и ту же фразу: «Он, друг, сегодня финалист, ему все можно!»

Взяв тяжелый фужер с белым вином, Ксения вновь двинулась к столам с закуской. Здесь уже пришлось протискиваться, ибо народ, набрав еды, обычно и оставался у кромки стола на отвоеванном рубеже. Кое-как Ксения ухватила небольшую тарелочку и нагрузила на нее то, до чего дотянулась: маслины, черри, несколько канапе, рулетики сациви, валован… Своей пустотой притягивало взгляд большое белое блюдо в центре стола. Надо полагать, здесь пребывали стерляди и ледяные щуки, расхватанные жаждущими их дегустации и последующего награждения.


Еще от автора Наталья Александровна Кременчук
Салтыков (Щедрин)

Этот писатель известен всем, его произведения давно входят в школьную программу, однако его биография известна немногим. Его настоящее имя – Михаил Евграфович Салтыков – и псевдоним «Н. Щедрин» прочно соединились в фамилию «Салтыков-Щедрин», которой он никогда не пользовался. В советское время его считали революционером, обличителем «язв самодержавия», хотя он был сторонником реформ и царским чиновником, дослужившимся до вице-губернатора. Книга историка литературы Сергея Дмитренко с небывалой прежде объективностью и полнотой описывает творческую и личную жизнь Салтыкова (Щедрина) – человека удивительного таланта и громадного трудолюбия, имевшего много друзей и ещё больше врагов, искренне любившего свою страну и верившего в её будущее.


Рекомендуем почитать
Жар под золой

Макс фон дер Грюн — известный западногерманский писатель. В центре его романа — потерявший работу каменщик Лотар Штайнгрубер, его семья и друзья. Они борются против мошенников-предпринимателей, против обюрократившихся деятелей социал-демократической партии, разоблачают явных и тайных неонацистов. Герои испытывают острое чувство несовместимости истинно человеческих устремлений с нормами «общества потребления».


Год змеи

Проза Азада Авликулова привлекает прежде всего страстной приверженностью к проблематике сегодняшнего дня. Журналист районной газеты, часто выступавший с критическими материалами, назначается директором совхоза. О том, какую перестройку он ведет в хозяйстве, о борьбе с приписками и очковтирательством, о тех, кто стал помогать ему, видя в деятельности нового директора пути подъема экономики и культуры совхоза — роман «Год змеи».Не менее актуальны роман «Ночь перед закатом» и две повести, вошедшие в книгу.


Записки лжесвидетеля

Ростислав Борисович Евдокимов (1950—2011) литератор, историк, политический и общественный деятель, член ПЕН-клуба, политзаключённый (1982—1987). В книге представлены его проза, мемуары, в которых рассказывается о последних политических лагерях СССР, статьи на различные темы. Кроме того, в книге помещены работы Евдокимова по истории, которые написаны для широкого круга читателей, в т.ч. для юношества.


Монстр памяти

Молодого израильского историка Мемориальный комплекс Яд Вашем командирует в Польшу – сопровождать в качестве гида делегации чиновников, группы школьников, студентов, солдат в бывших лагерях смерти Аушвиц, Треблинка, Собибор, Майданек… Он тщательно готовил себя к этой работе. Знал, что главное для человека на его месте – не позволить ужасам прошлого вторгнуться в твою жизнь. Был уверен, что справится. Но переоценил свои силы… В этой книге Ишай Сарид бросает читателю вызов, предлагая задуматься над тем, чем мы обычно предпочитаем себя не тревожить.


Похмелье

Я и сам до конца не знаю, о чем эта книга. Но мне очень хочется верить, что она не про алкоголь. Тем более хочется верить, что она совсем не про общепит. Мне кажется, что эта книга про тех и для тех, кто всеми силами пытается найти свое место. Для тех, кому сейчас грустно или очень грустно было когда-то. Мне кажется, что эта книга про многих из нас.Содержит нецензурную брань.


Птенец

Сюрреалистический рассказ, в котором главные герои – мысли – обретают видимость и осязаемость.