Смерть мафии! - [49]

Болан изучал документ при умирающем свете «люстры», не теряя при этом из виду и своего пленника. Покончив с этим, он рассмеялся и возвратил карточку владельцу:

— Вы так никогда и не узнаете, как близки были к тому, чтобы стать мертвым специальным агентом.

— Я так молил Бога, чтобы этого не произошло, что даже начинаю верить в него.

— А вам не хочется меня арестовать? — поинтересовался Болан.

Он положил руку на повязку, стягивающую больное плечо и плотнее прижал ее к ране. «Кольт-45» по-прежнему угрожающе глядел своим черным зрачком на Лео.

— С этой стороны Скалистых Гор у меня нет никаких полномочий, — ответил с улыбкой Таррин. — Двадцать три трупа! Славно вы их раскатали, этих поганцев! Там что-нибудь осталось для правосудия?

— Сомневаюсь, — сказал Болан, думая о другом. — Скажите мне, Лео, моя сестричка…

— Здесь я виноват, — произнес Таррин потухшим голосом. — Конечно, это составляло часть моего прикрытия. Я пытался смягчить первые случаи, посылая к ней нормальных людей, но… Что и говорить, у меня за всех этих девчонок вроде вашей сестры все внутри переворачивается. Я уже долгие годы работаю так, сержант. Но существуют вещи поважнее судеб нескольких девчонок. Я надеюсь, что вы поймете меня.

— Понимаю, — выдавал Болан, чувствуя, как к горлу подкатывает горький комок. — Хорошо. А сейчас мотайте наверх и передайте мои наилучшие пожелания вашей супруге. Да! Скажите, Лео, все те потрясающие известия, которые передавал мне Уотерби, ваша работа?

Таррин кивнул:

— И при этом вы все время пытались прикончить меня…

— Могли бы предупредить, — ответил Болан с укором.

— Я сержусь на вас только за одно, сержант, — сказал Таррин, потемнев лицом. — И, наверное, никогда не прощу вам, что вы все рассказали моей жене. Теперь я должен вернуться к беспокоящейся женщине.

— Это самые лучшие женщины, — тихо проговорил Болан.

Он думал о другой беспокоящейся женщине, и ему не нравилось ощущение крови, текущей по боку.

— Уходите, идите наверх. Мне тоже нужно сматывать удочки.

Таррин обулся, встал и исчез в зарослях. Мак спустился к своему убежищу, чтобы забрать кое-какие вещи, затянул потуже повязку и заковылял вниз, к подножию холмов, образовывавших длинную узкую долину.

Машины мчались по обоим склонам холмов, и Болан знал, что полиция оцепит весь район, чтобы не выпустить из окружения оставшихся в живых участников побоища. Справа заржала лошадь, и в приступе отчаяния, вызванного потерей крови. Мак позвал:

— Сюда! Эй! Сюда!

Он спрятался в зарослях цветущих кустов, вытащив пистолет из кобуры. Долго ждать не пришлось: появился спешенный всадник, ведя лошадь под уздцы. Болан несильным, но точным ударом рукояти кольта оглушил полицейского и, схватив поводья, взобрался на спину лошади, направив ее в долину. Времени в его распоряжении оставалось немного: близился рассвет. И если он хотел еще раз увидеть свою «беспокоящуюся женщину», ему следовало поторопиться. Болан понимал, что не сможет проделать весь путь верхом на лошади. Все, на что он сейчас рассчитывал, — выиграть немного времени и расстояния, если, конечно, удача окажется на его стороне. Быть может, и на сей раз ему повезет. Он заслужил это, он победил, хотя у победы появился горьковатый привкус: прострелено плечо, распухла лодыжка — достаточно поводов для омерзительного состояния, к тому же Болана охватило чувство страха за жизнь влюбленной женщины, ожидавшей его возвращения с войны.

Глава 21

Первое, что увидел Мак после пробуждения, — это бездонные глаза Валентины.

— О! Ты всегда просыпаешься, когда я на тебя смотрю, — сказала она.

Болан прикрыл глаза.

— Мне все приснилось, спросил он слабым голосом, или это действительно произошло?

Он лежал на свежей белоснежной постели, а плечо туго стягивала новая стерильная повязка.

Валентина наклонилась и поцеловала его, едва касаясь губами колючей щеки.

— Ты потерял сознание у самой двери, — объяснила она. — Что? Совсем ничего не помнишь?

— Я чувствую только страшную слабость, — прошептал Болан.

— Так и должно быть! Это нормально.

Она показала ему газету, лежавшую на коленях:

— Тут написано, что ты убил двадцать три человека и тяжело ранил пятьдесят одного.

— Правда?

— Да. Смотри!

Мак взглянул на газетную полосу, прочитав большой заголовок, набранный жирными черными буквами:

«Казнь мафии состоялась. Приговор привел в исполнение Мак Болан Палач!!!»

Он опустил веки и, протянув руку, нащупал узкую ладонь Валентины, такую маленькую и теплую, что у Болана защемило сердце.

— Я думал, что останусь там, Вал, — тихо произнес Мак.

Она вытянулась рядом с ним на постели, не забывая про раненое плечо, и, почти касаясь губами его уха, прошептала:

— Я бы тебе никогда этого не простила.

— Человек сражается за какие-то определенные ценности, а не против них, — сказал он.

Валентина чуть отстранилась и по-новому посмотрела на Болана. Он открыл глаза, и их взгляды встретились.

— В переносном смысле, Вал, это значит, что я безумно люблю тебя.

— Это и есть победа? — спросила Валентина с загадочным огоньком в глазах.

— Единственная победа, которую может одержать мужчина, — ответил Болан. Девушка встала, сбросила с плеч знакомый Маку халат с воланами, и, скользнув под простыню, прижалась к нему горячим молодым телом.