Смерть композитора. Хроника подлинного расследования - [9]
Некоторые склонны объяснять пребывание Владимира Ивасюка в ЛОПБ прямо противоположно, дескать, он был очень серьёзно болен, но диагноз «шизофрения» ему поставлен не был, поскольку врачи пожалели всенародного любимца и не захотели ломать ему жизнь. Версия эта тоже по-своему логична, поскольку диагностирование серьёзного психиатрического заболевания закрывало в то время перед человеком все дороги, о телевидении, международных конкурсах и поездках за границу с диагнозом «шизофрения» можно было забыть сразу и навсегда.
Помимо этих основных гипотез, или точнее говоря, догадок, существуют и разного рода их промежуточные вариации, не станем сейчас на них останавливаться, ибо нам в рамках предпринятого повествования достаточно обозначить крайние точки зрения. Поэтому, несмотря на всю деликатность затронутой темы, нам невозможно будет обойти молчанием обстоятельства пребывания Владимира Ивасюка в Львовской ОЛБ.
Итак, из приобщенной к следственным материалам истории болезни Владимира Ивасюка, мы знаем, что всё началось с его госпитализации 18 апреля 1977 г по вызову «скорой помощи». Что именно послужило причиной обращения родных Владимира в «скорую помощь», понять из медицинских документов нельзя. Сейчас известны воспоминания медицинских работников, которые в тот день якобы принимали Владимира в больнице, но честно говоря, во все эти «откровения задним числом» углубляться не хочется ввиду их коньюктурности и малой достоверности. Здесь можно провести очевидную аналогию с историй группы Дятлова – чем больше проходит времени, тем больше свидетели тех событий вспоминают бредовых деталей и откровенной чепухи. Эти люди смотрят глупости по ТВ, проникаются увиденным и услышанным, а потом, творчески переработав старческим умом журналистские бредни, выдают их за собственные воспоминания и умозаключения.
Поэтому будем держаться документов, хотя автору, ещё раз повторю, известны рассказы как о том, что «скорую» для Ивасюка вызывала мать, так и о том, что именно послужило причиной для вызова. Но – это без комментариев. 18 апреля 1972 г бригада №4 (старший – врач Кручек Евгений Михайлович) прибыла по вызову по адресу ул. Маяковского, д. 106, кв. 13 для оказания помощи Ивасюку Владимиру Михайловичу, 28-ми лет. Анамнез был описан в следующих выражениях: «Более двух лет тому назад появилась бессонница, упала работоспособность, ранее мог что-то делать в послеобеденное время, сейчас полностью нетрудоспособен, лечился у неврологов – безрезультатно. Последнее время всё чаще думает о самоубийстве. Обследовано: в глазах глубокая тоска, на вопросы отвечает замедленно, неохотно. Жалуется, что не может ничего делать, нет ясности в работе, пропал интерес к жизни. Сейчас думает о том, что вероятно, нужно уйти из жизни. Отмечает некоторое изменение отношения окружающих к нему в худшую сторону.»
Дабы исключить какие-либо облыжные обвинения в том, что автор выпячивает одни детали и игнорирует другие, имеет смысл привести запись врача Кручека полностью (см. фотокопию талона вызова бригады «скорой помощи»).
Копия талона вызова и госпитализации Владимира Ивасюка, приобщенная к материалам уголовного дела.
Итак, врачу «скорой помощи» сам Ивасюк ясно и недвусмысленно сказал о собственных размышлениях на тему добровольного ухода из жизни. Кручек дважды (sic!) упомянул о суицидальных размышлениях Ивасюка, причём, сделал это явно с подачи последнего. Запись Кручека сделана очень близко к тому, что говорил сам Ивасюк; согласитесь, что фразу» (…) упала работоспособность, ранее мог что-то делать в послеобеденное время, сейчас полностью нетрудоспособен (…)» мог произнести только сам Ивасюк, сложно представить, чтобы нечто подобное произнесли мать или сестра.
В ходе следствия врач Кручек было допрошен. Об апрельском 1977 г вызове к Ивасюку он рассказал в таких выражениях: «Вызов я получил на выезд к больному через центральную диспетчерскую. Кто именно звонил (…) я в настоящее время не помню. Когда я приехал по указанному адресу, то больным оказался Ивасюк Владимир Михайлович. Кроме больного Ивасюка в квартире находился мужчина около 50 лет и женщина примерно 30 лет. Когда я вступил в беседу с Ивасюком, то на вопросы он отвечал замедленно, неохотно. У Ивасюка было подавленное состояние, в глазах тоска. В беседе со мной Ивасюк намекнул, что жить стало ему неинтересно и он даже мог бы покончить с собою. Когда я спросил Ивасюка, не пытался ли он что-то сделать с собою, то Ивасюк мне ответил, что такие мысли у него всё время возникают и уже пора кончать с собою. Всю беседу я отразил в карточке вызова.» Т.о. по прошествии двух с лишком лет Кручек Евгений Михайлович полностью подтвердил точность записи в талоне вызова, сделанной 18 апреля 1977 г.
Подпись доктора Кручека Е. М. под протоколом допроса.
Что происходит далее? Выслушав Владимира, врач «скорой помощи» ставит ему диагноз «астено-депрессивный синдром» (написан на лицевой стороне талона вызова) и в графе «повод к вызову» пишет: «психбольной». Всё логично, комар носа не подточит! Если пациент жалуется вызванному врачу «скорой помощи» на суицидальные настроения, то это серьёзно, отмахнуться от таких слов нельзя, такого пациента надо отвозить в психиатрическую больницу и оказывать профильную помощь.
