Смерть как перемена жизни - [34]

н ругает и чернит эту маленькую книжицу. Читая эту статью, нельзя разгадать: почему же этот человек так ругается? Потому, что в этой книге говорится об астрологии и о гороскопе, причём так, как говорит об этом нормальный, бравый университетский профессор, который, само собой разумеется, не поддерживает «суеверия» астрологии. В заключении он ещё развивает свой взгляд, при этом он описывает гороскоп Гёте; его веселит во всем этом то, что в этом гороскопе можно найти всё, что угодно. Итак, бравый университетский профессор описывает астрологию с современной точки зрения. Нельзя было бы быть более достойным и порядочным университетским профессором, чем тот, кто написал эту книжицу. Но вот, Фриц Маутнер, на чём свет стоит ругает эту книгу за то, что она, якобы, распространяет суеверие. Он ругается и ругается, и не знает, почему! Пару дней спустя автор (книжицы) опубликовал исправление, в котором он указывает: я, мол, полностью согласен с Фрицем Маутнером, он смеётся над гороскопом и астрологией, я тоже! Я привёл гороскоп только для того, чтобы показать, что оттуда можно вычитать всё, что захочется. Мы целиком и полностью едины. — «Берлинский ежедневный листок», в котором Фриц Маутнер был прежде театральным критиком, ничего не возразил на это, ибо он не считал, что Маутнер неправильно понял ситуацию. Маутнер тоже не нашёл слов, чтобы прояснить дело. Короче, яростно столкнулись друг с другом два человека, которые были одного мнения, столкнулись, даже не зная, почему. Ведь для этого не было ни малейшей причины.

Так вообще идут дела в современности; это характерный признак современности. Люди больше не слышат то, что они говорили друг другу; у них зачастую есть очень мало, что сказать друг другу. Но то, что они развивают, то, что они имеют друг против друга, проистекает из совсем иного источника, нежели считают они. Человек живёт в полной неясности, в полной иррациональности, поскольку он отчуждён от действительности и не может подступиться к ней.

Если вы продумаете, прочувствуете эти вещи, тогда вы ощутите в своих душах важность, значительность того, чем является духовная наука. На ложном, весьма ложном пути находятся те, кто полагает сегодня, будто бы духовная наука непрактична. Лет через пятьдесят никто не сможет основывать фабрики, никто не сможет основывать какие–либо профессиональные рабочие союзы, не пронизав это дело духовной наукой. Ибо единственно она найдёт путь к действительности. Если поймут, правильно поймут, что все старые лозунги ведут в тупик, что для самой повседневной, внешней материальной жизни нам необходимо прозрение в Духе, который правит миром, тогда духовная наука будет понята. Тогда человек эгоистическим образом не будет переходить в духовный мир «по единственному мосту — смерти», — тогда человек даже из смерти будет извлекать жизнь.

Кто серьёзно занимается духовным исследованием, имеет право в таком интимном кругу говорить об этих вещах. Я более тридцати лет пишу о Гёте, и то, что я пишу о Гёте, мне хотелось бы писать не внешним филологическим или философским, или иным научным образом. Дело для меня состояло в том, чтобы посредством отношения к Гёте получить возможность выразить, — и выразить это в моих книгах, — выразить то, что Гёте сейчас хочет сказать человечеству в определённой области. Вот что было мне близко. Я не к умершему Гёте хотел обратиться, чтобы изучать его. Нет, я хотел посредством того, что оставил Гёте, найти путь к живому Гёте. К Гёте, который говорит в нашей душе, если мы знаем, что умершие являются живыми, как и мы, что они вживаются в мир, в котором живём мы сами. Только мы странствуем тут в теле, а умершие находятся среди нас в духе.

Но существует ли в религиозных сообществах истинная совместная жизнь с умершими? Эгоистическая вера в бессмертие существует, её не следует порицать. Но опять–таки, только духовная наука делает жизнь умерших плодотворной. Ибо посредством духовной науки люди будут находить путь к тем, с кем они были связаны кармически, к тем, которые перешли в другой мир, но ещё тысячами нитей связаны с этим миром. Ибо в том, что происходит здесь, на Земле, действуют не только импульсы живущих. Человек, пройдя через врата смерти, не прекращает действовать для этого мира.

Мы бодрствуем лишь частично. Когда мы воспринимаем, строим представления, мы бодрствуем. Когда мы чувствуем, мы грезим, находимся в сонном состоянии. Наши чувства живут в нашем сознании не сильнее, чем наши сновидения. И наши волевые импульсы мы тоже просыпаем. Вспоминая о сновидении, мы познаём их на уровне представлений: единственно, о чём мы в обычном сознании не знаем, это то, как действует наша воля, если мы движем рукой. В чувстве мы грезим, видим сны, в воле мы спим. Когда мы проявляемся как существо, которое чувствует, или которое волит, вокруг нас находится мир духа, которого мы в обычном сознании не видим. Мы вырваны из этого мира вследствие восприятия и мышления. Из–за того, что мы являемся воспринимающими и мыслящими существами, из–за того, что мы пользуемся физическим миром, мы не знаем, что среди нас странствуют умершие. Умершие бродят среди нас. Человек, развитие чьей жизни завершилось, проходит через врата смерти. Он остаётся связанным с земным бытием, нити от него спускаются в земное бытие. Мы не можем чувствовать и волить без того, чтобы в нашем чувстве и воле не действовали умершие, которые кармически связаны с нами. Духовная наука позволяет нам признать; то, что в ином случае считают за ничто, можно живо созерцать как некую жизнь, не утерявшую связь с Землей. На этом также покоятся и духовные задатки человека Востока. Народы Средней Европы имели задачу: исходя из свободы души, вплоть до четвёртого тысячелетия проводить в жизнь всё то, что может человек создать сознательно, из свободы своей души. Но для этого в любом случае внешняя материальная действительность должна быть духовно–спиритуально (